Торопливо прошла мимо окон неугомонная Лизавета Суматохина, на плече у нее позвякивали две косы, а позади поспевала вприпрыжку дочка Оля: не дает поспать девчонке, рань раннюю тащит с собой на покос. Весь сентябрь еще будут косить своим коровам, урывками, до колхозной работы и после.
Вот уж совсем рассвет подступил к деревне. Тусклая полынья неба начала раздвигаться вширь, роса пала на траву, на крыши, изгороди; камень под липами, остыв за ночь, так взмок, что крупные капли скатывались с него, оставляя подтеки. Призрачно осветился весь угор к реке, казавшийся белесым, будто бы в инее.
Арсений сыпнул из кисета в обрывок газетки трескучего самосаду, как тот солдат в сказке, которому царь разрешил исполнить последнее желание перед казнью.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Солнце слегка позолотило листву на липах, опустилось по стволам к земле, зажигая траву; по косогору тонко задымилась роса. Вразнобой, спеша не отстать друг от друга, ударили петухи, их голоса уносило далеко вниз по реке.
Коровы ленивой перевалкой выбирались из узких дворовых калиток на улицу, потягивались, отлежав бока. Хозяйки поторапливали их, ласково шлепая ладонями и окрикивая. К верхнему прогону прошел пастух Павел Захаров. Где-то успел наколотить яблок — карман длинного балахона оттопырился, — наверное, кислятина, потому что надкусывает да швыряет в дорожную пыль.
Вроде бы обычное утро, только бабы, проводив коров в поле, не разошлись по домам, собрались у колодца против Куприянова крыльца, через дорогу. Перешушукиваются, с любопытством поглядывают на окна. Дарья Лузиха, как атаман, тычет в сторону Горбуновых пальцем, наклоняется то влево, то вправо и что-то шипит гусыней — не разобрать, а понятно: худые вести не лежат на месте… Примолкли, когда появилась на улице Валентина с детьми, смотрели на нее, как на какого-то диковинного человека.
Она не дрогнула перед ними, прошла мимо к Куприяновым и постучала кулаком в дверь. Мария видела все это из окна. Будто оцепенелая, она сидела на лавке, совершенно не зная, что делать в этот момент. Белый свет мрачнел в глазах. Витюшка еще спал, Арсений был наверху.
— Мария, поди открой! Слышь, кто-то барабанит? — сказал свекор. — Ты что, оглохла?
— Ой, папаша, ты ничего не знаешь! Это к Арсению прикатила баба с ребятишками, жил ведь он с ней!
— Дела-а, как сажа бела. — Старик озадаченно потоптался середь избы, потер пальцами мелкую рябь морщинок на своем праведном лбу. — Однако открою, холера ее забери!
Иван Матвеевич вышел на крыльцо, сердито посмотрел на упрямую женщину с черными немигающими глазами, на ребятишек и толпу, придвинувшуюся к самой избе.
— Ты что, красавица, колотишься в двери? Чего здесь потеряла?
— Мне с Арсением поговорить надо. Зачем он прячется от меня? Пусти меня к нему!
Женщина шагнула к порогу, старик загородил путь дверной припориной:
— Погоди, погоди! Ты кто ему будешь-то?
— Нечего допросы устраивать, — раздраженно ответила она. — Арсений, ты слышишь меня? Выйди сюда!
— Не пускай, Иван Матвеевич, — посоветовали из толпы. — Вишь, за чужим мужиком пригналась!
Валентина повернулась к бабам, укоризненно и ненавидяще окинула их взглядом:
— Да какой он мне чужой! Небось детки-то евонные, не откажется.
Мальчик затравленно прижимался к ногам матери, девочка безучастно терла кулачками сонные глаза. Иван Матвеевич растерянно загораживался припориной, как алебардой, чувствуя подмогу со стороны однодеревенцев. «Понятное дело, от этой бабы не просто отмахнуться, — думал он. — Тут такие чудеса, что дыбом волоса. И Арсюха тоже хорош хлюст».
Дарья, уперев в бока жилистые цепкие руки, выступила вперед: задиристый зуд уже разбирал ее.
— Слыхали, чем хвалится? Война была, а она ребят нарожала. Толковая нашлась.
— Ваше-то какое дело? Сбежались да поддакиваете. Уходите отсюда!
Произошло так, что у всех возникло общее мстительное чувство к Валентине, будто она была виновата и в их горестях и бедах, причиненных войной. Загудели дружные задоринские бабы, как потревоженный рой.
— Не больно командуй — не у себя дома.
— Может, и наших мужиков вот такие приваживали к себе?
— Небось обморочила Арсения, как цыганка. Не шибко он тебе обрадовался.
— Что хошь, а не дадим Марию в обиду!
— Жена выискалась! Уж молчала бы, коли оттоле принесла в подоле.
Клавдия Зотова попыталась вступиться за Валентину:
— Ее тоже можно понять, зря эдак, не разобравшись…