– Но это же гениально! – восторгались друзья.
– Это никуда не годится! – злился на себя автор.
За 28 лет работы он встречался со многими художниками, перепробовал множество самых разных техник и теперь, казалось, владел каждой из них в совершенстве – так, по всяком случае, о нём говорили. Он был признанным талантом, практически гением своего времени, но всегда сторонился этого звания. И чем больше им восхищались, тем больше он уходил в тень.
– Творческий человек – сложная натура, – пожимали плечами люди и устраивали очередной фуршет в честь его очередной награды, который он в очередной раз пропускал.
Надо сказать, что и награды получать он не любил – ему претила сама обстановка, которая неизменно сопровождала подобные мероприятия – какая-то нарочитая идеальность во всём – от платьев до улыбок. На них всё и всегда было правильно, и именно поэтому, с его точки зрения, ошибочно – там нельзя было найти ничего настоящего. Все премии получал за него один из немногих близких друзей, музыкант, который за годы работы несколько привык к торжествам, хотя тоже их не любил. В газетах писали: «Гению простительны странности, и мы с пониманием относимся к этому», Вячеслав читал это и усмехался – он не нуждался в их прощении. Самой главной его целью было писать картины – творчество занимало всю его жизнь, было самой его жизнью. Критики отмечали «необыкновенную лёгкость», «удивительное сочетание красок», «смелую эклектику техник», журналисты то и дело спрашивали, где он берёт эксклюзивные кисти и краски для своих работ, а коллеги пытались повторить его манеру написания картин. Он не молчал, но и не пускался в объяснения – просто не видел смысла. Иногда одновременно с ним работали сразу несколько художников, но что интересно – все писали, вроде бы, одно и тоже, самые бойкие даже вставали рядом с Вячеславом, повторяя за ним каждый взмах кисти, но в итоге у них получалась просто картина, а у него – запечатлённое мгновение. И в этом мгновении было всё, что окружало их в этот момент – казалось, даже запахи и звуки были сохранены в мельчайших деталях.
– Как Вы это делаете? – в расстроенном восторге восклицали они.
– С удовольствием, – отшучивался художник, не пытаясь больше ничего объяснить. «Всё равно они не поймут», – думал он. И в чём-то был прав.
Поначалу мастер рассказывал, что не стремится отразить все нюансы, а старается почувствовать атмосферу и передать эмоции и ощущения от её созерцания. Но после нескольких вопросов «Как выбрать подходящую технику?» или «Как определить правильное количество краски»? перестал это делать. У него был только один ответ: «Никак. Это надо почувствовать», но он бы вряд ли устроил спрашивающих.
Ему прощались и смелые эксперименты, и отчуждённость, когда он с головой уходил в работу и никого к себе не пускал. Все знали – после затишья художник представит миру новое великолепное творение. Вячеслав ценил такие моменты, потому что именно тогда его наконец все оставляли в покое, и он мог чувствовать мир вокруг. Он мог чувствовать каждую струну своей тонко настроенной души. Он мог чувствовать самого себя…..
*****
Солнце медленно поднималось из-за горизонта, освещая мастерскую золотисто-бархатным светом. Вячеслав открыл глаза – он задремал лишь под утро, обессилев от усталости и изнеможения. Ещё одна бессонная ночь, ещё десяток скомканных листов, ещё несколько выжатых тюбиков краски. «Всё. Я больше не…», – подумал было художник, но прервал мысль, не позволив её закончить. «Творческий кризис. Ничего, бывает, – уговаривал себя мастер, – главное – продолжать работать и сюжет появится сам». Он помолчал немного, и, глядя на разбросанные листы бумаги вокруг, вздохнул: «По крайней мере, хотелось бы в это верить».
Однако с каждым днём былая уверенность таяла всё быстрее. Его замысел – написать идеальный женский портрет – казалось, рассеивался с приходом очередной натурщицы. Их было много: профессиональных моделей и простых любительниц искусства, молодых девушек и умудрённых сединами женщин. Но ни в одной из них не было того, что он искал.
– Ты стал слишком капризен, Слава, – обиженно говорил его знакомый, проводив очередную даму за порог, – я тебе такую дорогую натурщицу привёл – ты на неё даже толком не взглянул.
– А я читаю по глазам.
– Ты хоть успел заметить, как она безукоризненно одевается и держится? – возмущался Эдуард.