Выбрать главу

Домой он вернулся уже за полночь. Спать ему совершенно не хотелось. Художник вошёл в свою мастерскую, залитую лунным светом и подошёл к мольберту. На нём был всё тот же холст с недописанной картиной. Несколько мгновений Вячеслав смотрел на него в задумчивости, и вдруг резким движением отбросил в сторону. Схватив первый попавшийся белый лист, он начал работать – страстно и увлечённо, не останавливаясь ни на минуту, забыв про всё и полностью погрузившись в творчество. В этом отчаянно счастливом порыве слились воедино все душевные волнения и терзания, бессилие и вдохновение, спокойствие и яркие эмоции, не дававшие ему покоя последние несколько месяцев…..

Когда Вячеслав отложил кисть, за окном уже загорался рассвет. Первые лучи солнца коснулись холста, и только в этот момент он понял, что всё это время даже не осознавал, что именно пишет. Художник отступил на шаг от мольберта и взглянул на картину. Это была летняя гроза.

*****

– Делай, что хочешь, но найди мне её!

– Как я это сделаю, если ты ничего не рассказал мне об этой девушке? – удивлённо возмущался Эдуард.

– Елена. Её зовут Елена.

– Исчерпывающая информация.

– Не издевайся! – раздражённо сказал мастер, но через несколько секунд успокоился. – Извини. Просто я места себе не нахожу.

С того дня прошла уже неделя, но Лена больше не появлялась. Вячеслав ждал её прихода каждый день, бросался к окну при малейшем шорохе, доносившемся с улицы, но девушка так и не пришла.

– Неужели я её чем-то обидел? – мысленно ругал он себя. – Почему она ничего не рассказала про свою жизнь? Самолюбивый эгоист! Я весь день говорил о себе, о живописи, но не задал ни одного вопроса о ней. Где теперь её искать?

А найти Елену стало для него необходимостью. Ему нужно было увидеть её ещё раз, ещё раз с ней поговорить. Зачем, он и сам не знал, но без этой встречи уже не мыслил себя как художника. Его «Летняя гроза» за несколько дней стала самой обсуждаемой картиной, и её фотографии не сходили с первых полос газет. Журналисты теперь не донимали его вопросами, как ему удалось написать новый шедевр – они привыкли, что он ничего не хочет им рассказывать. Но в этот раз он не смог бы им ответить, даже если бы захотел – Вячеслав сам этого не понимал. Может быть, для этого он и искал встречи с Еленой – где-то в глубине души художник надеялся, что она сможет ему это объяснить. И, кажется, он наконец-то нашёл идеальную натурщицу для воплощения своего замысла об идеальном портрете.

– Сдалась тебе эта девушка! Что ты к ней привязался? Влюбился, что ли? – хитро подмигнул Вячеславу Эдуард.

– Дурак! – бросил тот. – Ты ничего не понимаешь!

– А что я ещё должен думать, если всю неделю ты только о ней и говоришь? – обиделся его знакомый.

– Есть чувство, больше, чем любовь, – задумчиво глядя в окно, ответил художник.

– Интересно! Это какое же?

Вячеслав повернулся к нему:

– Не знаю. Узнаю – скажу, – и, помедлив, добавил, – найди её. Пожалуйста.

– Можно подумать, у меня есть выбор, – еле слышно сказал Эдуард, закрывая за собой дверь.

Вячеслав остался один. Он не сводил глаз со своей новой картины – она чем-то притягивала и пленяла даже его самого. Десятки коллекционеров хотели купить её, но художник не соглашался и даже слышать не хотел о подобных предложениях.

– Он просто набивает себе цену, – ворчали несостоявшиеся покупатели, – совсем зазнался!

Но для мастера эта картина вообще не имела цены – она была единственной вещью, связывающей его с Еленой, и продать работу значило бы навсегда порвать эту и без того тонкую нить.

Художник ходил кругами по мастерской, теряясь в догадках, что могло случиться и что ему теперь делать. Он больше не мог работать, но и сидеть без дела тоже не мог – это был какой-то замкнутый круг.

– Пойду прогуляюсь, – решил наконец мужчина.

….Вячеслав сидел на берегу реки, перебирая мелкие камешки и глядя на стремительный поток, несущийся вдаль. День был в самом разгаре: ярко светило солнце, в высокой траве стрекотали кузнечики, а над водой тут и там летали разноцветные стрекозы. Всё вокруг было наполнено таким радостным восторгом, что художник невольно улыбнулся – ему нравилось это торжество жизни, которое царило в эту минуту в природе.