— В том, что я не хотел наблюдать, как женщину запугивают и тащат куда-то против воли.
— Тащат? Запугивают? Вы решили так, потому что я вел ее к двери? А вы уверены, что знаете о женщинах так много, как вам кажется? Кстати, вы женаты?
— Нет, — был ответ. Насколько он мог судить, от Франциски не последовало никакой реакции на это слово.
— А были когда-нибудь? Дети есть?
Майкл вспомнил о своей жизни в белом дворце, в стае Виктора, но сейчас это казалось таким далеким, словно было и вовсе в другой жизни, поэтому он сохранил молчание.
— Нам нужно поговорить, майор. О важности обязанностей. Я предлагаю нам сейчас отыскать какую-нибудь тихую комнату. Слушайте! — Риттенкретт обратился к зевакам, многие из которых, надо полагать, знали о его положении в Гестапо и искренне сожалели, что оказались свидетелями этого события. — Заявляю, что это было досадное недоразумение, но все в порядке. Поверьте мне, — последнее он добавил для особенно напряженных и недоверчивых свидетелей.
Майкл, Франциска, Риттенкретт и двое помощников прошли через дверь и двинулись вдоль по коридору. Риттенкретт вел всех в комнату с плиткой шахматной расцветки и с несколькими мягкими стульями, расположенными полукругом вокруг огромного камина, который, правда, не растопили. На высоком потолке висела крупная люстра с декоративными светильниками, выполненными в форме факелов, которыми запросто могла вооружиться деревенская толпа, идущая линчевать ведьму.
Риттенкретт запер дверь изнутри. Здесь шум вечеринки был совершенно неслышен. Тишина нарушалась лишь тиканьем дедушкиных часов в углу.
Росс замер у двери. Зигмунд беспокойно расхаживал по комнате, возможно, прикидывая в голове стоимость каждого находившегося здесь предмета обихода. Риттенкретт складывал свой носовой платок на все меньшие и меньшие квадраты.
— Я предполагаю, — начал он, заглушая своим голосом тиканье часов, — Что ты вытрахал ей все мозги. Должно быть, так и есть, потому что за последнее время она страшно поглупела. Она должна была встретиться со мной в этот вечер ровно в шесть-тридцать в штаб-квартире, но где она была? С тобой, я угадал? Во второй половине дня она пропустила еще одну важную встречу. Ты знаешь, почему? Потому что она позвонила моему секретарю и сообщила, что ей нужно было отлучиться по магазинам.
— Я сожалею, что не явилась лично, — заговорила Франциска, и голос ее был твердым и ясным, а сожаления в нем не было ни на йоту. — Но я отправила тебе все мои заметки, Аксель.
— О, да, твои заметки. Твои журналистские впечатления. Конечно. Те самые, — Риттенкретт опустил руку в карман и извлек оттуда пачку сигарилл «Крентер Индианер» со стилизованным рисунком американского индейского вождя на упаковке. Он закурил одну и тут же выдохнул несколько дымовых колец. — Майор, у тебя есть какие-нибудь догадки насчет того, что фройляйн Люкс делает для Гестапо? Или, мне лучше спросить, знаешь ли ты, что она делает для поимки предателей, которые, к сожалению, подобрались слишком близко к нашему дому?
— Нет.
— Хорошо, потому что это не твоя забота. У тебя есть свое поле боя на этой войне, где ты должен сражаться. Я, полагаю, что этим ты и занимаешься. Когда тебя снова отправляют на фронт?
— Это может случиться в любой день, — осторожно произнес Майкл, понимая, что вступает на опасную почву. Ему вовсе не хотелось, чтобы Снеговик устраивал ему допрос с пристрастием. — Я готов отправиться хоть сегодня вечером, если это будет необходимо.
— В самом деле? — Риттенкретт выпустил в его сторону очередное дымовое кольцо, которое подлетело к его голове призрачной петлей и разорвалось лишь в последнюю секунду. Он позволил своему вопросу повиснуть в воздухе и принялся мерить шагами комнату. Его белые ботинки гулко стучали по полированному полу. — Видишь ли, майор, — Риттенкретт резко замер с сигариллой в зубах. — Проблема исключительно в том, что Франциска пренебрегает некоторыми своими обязанностями, чтобы проводить с тобой время. Меня не волнует то, что ты ее трахаешь. Я сам ее трахал. Если хочешь знать, у нее целый шкаф трофеев: всяких любовных писем и подарков от мужчин, которые ее трахали. Думаю, среди этих трофеев можно даже найти отличительные знаки бойскаутов, если хорошо поискать. Я хочу сказать, что именно это она и делает, именно этим она знаменита. Уверен, ты уже прекрасно знаешь, насколько она талантлива. Либо так, либо у тебя там, — он небрежно кивнул на причинное место Майкла. — Все атрофировалось.
Майкл, впрочем, был бы не удивлен, если б у него после столь бурных ночей и впрямь все атрофировалось.
— Она — идеальная упаковка, — продолжал Риттенкретт, выпуская дымовые кольца. — Впрочем, как фотограф она тоже не так уж плоха. Работая в «Сигнале», она может пройти в любую дверь, в какую только захочет, что делает ее еще более ценным сотрудником, — его взгляд обратился к Франциске. — Но мне совершенно не нравится, что ты посылаешь мне записки так, будто я не достоин твоего внимания или у тебя нет времени поприсутствовать на встрече со мной лично. Ты взяла на себя большую ответственность, милочка, и я ожидаю, что ты выполнишь свои обязанности. Ты ведь понимаешь, что за льготы, которые я тебе даю, нужно платить.
— Не припоминаю никаких особых льгот с твоей стороны, — холодно отозвалась она.
Риттенкретт замер посреди комнаты и замолчал, продолжая курить свою сигариллу. Его выражение лица явно давало понять: тон Франциски ему не понравился. Но затем он пожал своими массивными плечами:
— Давайте забудем о том, что произошло и сосредоточимся на нашей работе. Хорошо? Отлично. Итак, причина, по которой я сегодня пришел сюда, заключается в том, чтобы сказать следующее: с нашим списком клиентов происходит нечто странное. Они… скажем так… освобождают помещение. Поэтому нам необходимо работать быстрее. И, кстати сказать, ты не забыла о своем приеме? — он сверился со своими наручными часами. — Осталось меньше часа.
— Там не так уж много дел, — ответила Франциска, и Майкл напустил на себя недоуменный вид, одновременно изображая любопытство.
— Но они там есть, — давящим тоном настоял Снеговик, выпустив облако дыма в воздух. — Ты сама так сказала, и я жду, что ты будешь работать с прежней отдачей, — он натянул на лицо неприятную, скользкую улыбку. — Как видишь, майор, дела, которые мы ведем, не терпят отлагательств ни днем, ни ночью. О, ну не надо так мрачно смотреть! Я тебе вот, что скажу, — он подошел к Майклу, стуча по полу каблуками белоснежных ботинок, и замер в нескольких шагах от него. — Мы с тобой прокатимся. Недалеко от твоей гостиницы есть отличный бордель с целой армией сладких молоденьких девиц. Некоторые из них цыганки, если ты предпочитаешь потемнее. Очень талантливые, надо признать. Так что, если надеешься сегодня вечером загнать свой стручок в уютную норку, то точно не разочаруешься.
Майкл уставился в пол в пространство между собой и носками белых ботинок.
— Мне достаточно будет просто вернуться в гостиницу, если это часть вашего предложения.
— О, разумеется. А Франциске уже пора. Иди, дорогая. Хватит расстраивать меня.
Женщина, ни сказав в ответ ни слова, покинула помещение.
… Они ехали в длинном черном «Мерседесе», над фарами которого были установлены нацистские знаки. Зигмунд сидел за рулем, Майклу досталось сидение спереди, а Росс и Риттенкретт ехали сзади. Голова Майкла была чуть затуманена. Он открыл окно, насколько это было возможно, и подставил лицо холоду. В свете фонарей кружились редкие снежинки. Или же это был пепел?..
Риттенкретт пожелал ему спокойной ночи перед входом в гостиницу.
— Ты ведь понимаешь, — добавил он, прежде чем Майкл покинул автомобиль. — Ценность работы, которую делает Франциска?
— Я не сомневаюсь, что ценность ее велика.
— О, да. Поэтому я настоятельно рекомендую тебе, майор, не пытаться увидеться с ней снова. Это действительно мешает ее ценной работе. Ты это понимаешь? Справишься с этим? — он продолжил, не дождавшись ответа, и на этот раз его голос был острым, как лезвие бритвы. — Ты ворвался на мой день рождения, выставил меня в неудобном свете перед множеством людей, задурил голову Франциске и отвлек ее от ее обязанностей. Поэтому предупреждаю: если я узнаю, что ты снова мешаешься у меня под ногами, я забуду, насколько ты хороший солдат и какую службу сослужил для Рейха — я проведу тебя через дверь, через которую тебе никогда не захочется проходить. И торта с мороженным там не будет, помяни мое слово. Но я уверен, что ты не настолько глуп, поэтому, скорее всего, это наша последняя встреча. Удачи тебе в твоих будущих сражениях, майор. Хайль Гитлер!