Каждый мужчина на борту уже успел зарасти густой бородой. Бритье здесь было слишком затруднительным. Впрочем, похоже, с тем, чтобы просто сменить одежду, здесь тоже было слишком много трудностей…
Майкл положил руку на лоб, прикрыв ею глаза, и постарался отгородиться от грязного света лампы, которая всегда горела на входе в душ. Вдруг в коридоре кто-то упал, принялся кряхтеть, с усилием поднялся и бросился в уборную, чтобы освободить желудок. Майкл покривился: он с трудом мог выносить звуки рвотных позывов от слишком жирной и промасленной местной еды. Коки знали дюжину способов приготовить рыбу, но ни один продукт, вышедший из-под их «умелых» рук, не был пригоден для еды. Майкл невольно задумался о том, что пассажиры «Софии», должно быть, тоже голодают, но тут же одернул себя: надо думать, за деньги, которые они заплатили за каюты, они смогли позволить себе и еду лучшего качества.
Он понял, что запросто мог бы выпустить волка прямо здесь, в этой ничтожной комнатушке и получить то, что ему хочется… а ему хотелось просто выбраться отсюда. Превращение было не столько делом готовности, сколько делом желания обратиться. Превращению нужно было открыть душу — по крайней мере, так Майкл считал.
А ведь чуть меньше бдительности, и волк вырвется на свободу. Иногда ночью, не имея никакой возможности уснуть в такой обстановке, он подскакивал в поту, чувствуя, что превращение вот-вот начнется. Выскальзывая из самых глубин его существа, из кожи начинала пробиваться темная шерсть, а затем жгучая боль пронзала кости, готовые к резким изменениям. Собственный животный запах бил в ноздри, рот горел в агонии, десны начинали разрываться, а в горло текла кровь от рвущихся наружу клыков. Ему пришлось захлопнуть зверя в своей душе насильно и на время выбросить ключ, пока дело не зашло слишком далеко… но волка нельзя было усмирить так просто — он всегда был внутри и всегда стремился выбраться наружу.
Жизнь на борту грузового судна для ликантропа никак не подходила.
Не было никаких сил больше терпеть шум и запах. Ему нужно было выбраться наружу, глотнуть свежего воздуха и найти какое-нибудь тихое, уединенное место. Майкл соскочил с койки, извлек из своего вещмешка красную клетчатую рубашку, запачканные краской штаны и потертые сапоги, затем оделся, пожал плечами, глядя на свою куртку из грубой ткани, после чего все же решил накинуть ее и вышел через дверь, направившись к лестнице вверх.
«София» освещалась маленькими фонариками, закрепленными на мачтах, а также ходовыми огнями на корме. В окне рулевой рубки горел тусклый желтый свет, который как раз подходил для привыкших к ночной темноте глаз. Волны вдруг сильно ударились о борт, и корабль содрогнулся, словно от холода. Майкл поежился, сунул руки в карманы куртки и глубоко вздохнул, с благодарностью и наслаждением позволяя свежему морскому воздуху войти в его легкие. Затем он направился вдоль по палубе, глядя на следовавшую за ним тень. Ночь была очень темной и облачной, и ей предшествовал столь же пасмурный день — облака заволокли небо, и уже на закате стало очень темно. Ни одна звезда так и не показалась на плотно затянутом небосводе, однако прерывистые вспышки молний периодически озаряли суровые тучи, а где-то очень далеко раздавался звук грома.
Майкл услышал чавкающий звук подошв и почувствовал, что кто-то приближается к нему. Звук становился все громче, и он сразу понял, что у нее тоже проблемы со сном. Он решил не поворачиваться, пока они не поравняются, а затем, когда они оказались на одной линии, перевел на нее взгляд, улыбнулся и по-немецки произнес:
— Привет.
Она вздрогнула, как дрожал несколько секунд назад корабль. Ее голова опустилась, девушка обняла себя руками, кутаясь все в ту же шинель и в тот же мышино-серый шарф, через который проступал лишь блик ее светлых волос. Сейчас, разумеется, нужды в солнечных очках не было, и Майкл разглядел, что глаза Мариэль под густыми белокурыми бровями имели один из холодных оттенков аквамарина. Носик у девушки был маленьким и заостренным к концу, а на подбородке красовалась очаровательная маленькая ямочка. Она посмотрела на Майкла с отпечатком ужаса на лице, подалась в сторону и постаралась сделать это настолько быстро, насколько позволял ее левый ботинок.
— Постой… можно мне пройтись с тобой? — позвал Майкл, прежде чем Мариэль совсем перепугалась и сбежала от него.
— Нет, — скорее, не сказала, а прошептала она. — Пожалуйста. Оставьте меня в покое, — она старалась двигаться быстрее, но вдруг споткнулась, и сохранить равновесие ей удалось только благодаря тому, что она схватилась за трубу.