— Да знаю! — с досадой отвечает жена. — Не для охоты возьми, а для неё самой. Видишь, как она радуется, когда вас встречает.
Но ходить на охоту с негодной собакой только ради её удовольствия мне, признаться, совсем не хотелось. Я продолжал охотиться с Джеком, а Фрина оставалась дома.
* * *И всё-таки однажды жена упросила меня взять Фрину в лес, в настоящие тетеревиные места. Это было уже в сентябре.
В прохладный осенний денёк мы пошли на лесные вырубки. Там росло пропасть брусники и обычно держались тетерева. Джека на этот раз я оставил дома, а чтобы он не волновался, ружья с собой тоже не взял.
Жена всю дорогу вела Фрину на поводке, чтобы та зря не бегала по лесу, не гонялась за птичками.
— Ну, Фринушка, найди-ка нам тетерева, — ласково сказала жена, гладя собаку и спуская её с поводка.
Почувствовав себя на свободе, Фрина со всех ног помчалась в лес. В один миг скрылась с глаз.
Я попробовал вернуть её и заставить искать как полагается, не тут-то было: Фрина не слушалась ни окриков, ни свистка.
Она носилась по лесу словно вихрь, только изредка попадаясь нам на глаза.
— Теперь сама видишь, — сказал я жене, — на охоте она никуда не годится — летает как полоумная, всё живое разгонит.
— Да, вижу, — нехотя согласилась жена.
Мы пошли не спеша по лесной тропинке по направлению к дому, уже больше не обращая никакого внимания на Фрину, — носись себе сколько душе угодно! Изредка я только посвистывал, чтобы она знала, где мы, и не потерялась в лесу.
Но вот Фрина, очевидно вдоволь набегавшись, явилась к нам сама, и какая-то виноватая, смущённая. Подходит нерешительно, уши прижала, глядит прямо в глаза.
— Ты что, испугалась чего-нибудь? — спросила жена.
Собака приостановилась и неожиданно совсем легла.
В чём же дело? Мы позвали её и тихонько пошли по дорожке. Глядим — не идёт за нами. Всё на том же месте лежит, а сама глядит на нас, глаз не спускает.
— Что-то неладно. Уж не укусила ли её змея? — забеспокоилась жена.
Мы подошли к собаке.
И вдруг она робко приподнялась и тихо-тихо пошла прочь в кусты. А сама всё оглядывается, смотрит — идём ли мы за нею.
— Она нас куда-то ведёт, — сказала жена.
— Да куда там вести, просто так, дурака валяет, — ответил я.
Мне уже надоело это бесцельное хождение по лесу. То ли дело пройтись теперь по этим же вырубкам с ружьишком, с Джеком! А то лезь через кочки, через кусты невесть куда и зачем.
Но Фрина кралась всё дальше и дальше, с каждым шагом всё тише, всё осторожнее и наконец совсем остановилась, замерла, будто на стойке. Это ещё что за фокус?!
— Ну, иди, иди хоть куда-нибудь! — с досадой сказал я, шагая вперёд мимо собаки.
И вдруг прямо из-под моих ног с громким квохтаньем взлетела тетёрка.
Фрина не выдержала, бросилась за ней.
— Назад, назад! — закричал я.
Отбежав немного, собака вернулась и с виноватым видом легла у моих ног.
Мы с женой стояли в полном недоумении. То, что Фрина погналась за птицей, неудивительно — она ведь была почти не обучена и дома тоже носилась за всякими птичками.
Но вот что совсем непонятно: почему Фрина так долго вела нас по лесу и в конце концов наткнулась на эту тетёрку?
Так и не разобравшись, в чём дело, мы пошли по дорожке к дому, а Фрина вновь исчезла в лесу. Но теперь мы уже невольно прислушивались к лёгкому хрусту сучьев или к шелесту сухой листвы под её быстрыми ногами.
И вдруг Фрина снова явилась к нам с таким же виновато-растерянным видом и приостановилась возле дорожки, взглядом прося идти за нею. На этот раз мы сразу пошли за собакой.
Осторожно, крадучись, она пробиралась между деревьями, между кустами, наконец вывела нас на полянку и там замерла на стойке.
— Вперёд!
Из кустов можжевельника вылетел целый выводок по-осеннему взаматеревших тетеревов. От шума крыльев Фрина даже присела.
— Умница, молодец! — в восторге воскликнул я.
Теперь уже сомнений не было — Фрина сама, без всякого руководства, отыскивала дичь, но не становилась на стойку, а возвращалась к нам и вела нас к найденной птице.
Вот так сюрприз! Жена от радости бросилась обнимать и целовать свою любимицу. Я был тоже чрезвычайно доволен. Но как же егерь-то, у которого Фрина находилась в натаске целое лето, ничего не заметил и вернул её как совсем непригодную?
Всю дорогу к дому мы с женой говорили о Фрине. Ведь возвращаться со стойки её никто никогда не учил. Значит, она сама сумела преодолеть охотничью страсть, которая заставляла её замереть возле птицы. Привязанность к людям у неё оказалась сильнее. А может быть, Фрина по-своему, по-собачьему, как-то сообразила, что именно так и следует поступать. Во всяком случае, Фрина сделала то, чего не смогли сделать ни Джек, ни другие собаки, которых я до сих пор имел.
* * *