Пауль Хейзе
Лесной смех
Долго никто не решался заговорить, после того как прозвучала история о маленькой Лизавете. Мы заметили, что глаза тети Юлии увлажнились, хотя с тех пор, как это случилось с ней, прошло не менее полувека. Полковник, сидевший подле нее, молча протянул ей руку; профессор, задумчиво курил свою сигару, выпускал кольцами дым, a хозяин дома полулежал с закрытыми глазами в кресле-качалке. Я подозревал, что пока все слушали эту трогательную короткую историю, он — неисправимый скептик — укачал себя и только теперь встрепенулся, подобно мельнику, который сразу же просыпается, едва останавливается его мельница.
Наконец встал домашний врач этой семьи — статный, моложавый мужчина, чью супругу связывала тесная дружба с хозяйкой дома, — и, улыбнувшись, сказал: «Час, когда являются призраки, давно прошел, и нам пора бы уже пожелать нашим любезным хозяевам спокойной ночи. A кроме того, еще никому со дня сотворения мира не удавалось сказать последнее слово по поводу этого удивительного феномена».
Все остальные гости также заторопились домой. Но хозяйка дома, оставшаяся на своем месте, сказала: «Мы вас еще не отпускаем, дорогой советник санитарной службы. После таких удивительных историй нечего и думать о том, чтобы быстро заснуть, a вы просто хотите улизнуть, поскольку теперь ваша очередь нас пугать. Однако, если вы так же неуязвимы для призраков, как мой муж, и никогда не имели ничего общего с „промежуточной сферой“, то не забудьте оставить свой выкуп. Нет, сначала раскройте ваши замыслы, прежде чем мы разойдемся!» — «Вы меня не за того принимаете, — добродушно рассмеявшись, возразил врач. — Я действительно заботился только о вашем ночном покое, за который я несу ответственность как ваш личный врач. А что до истории, то я мог бы вам рассказать одну, зa правдивость которой я абсолютно ручаюсь, поскольку мой источник — самый надежный. Мне, правда, пришлоcь бы лишних полчаса злоупотреблять вашим терпением, и так как давно уже пробил час ночи…» — «Так пусть теперь пробьет и вторoй, — вмешалась младшая сестра хозяйки дома. — Я часто возвращаюсь домой ещё позже с какого-нибудь скучного бала, не чувствуя никакой жалости к моей дорогой сестре, разыгрывающей там роль матери молодой девушки. Я только сначала наполню бокалы, а затем уже мы предоставим слово нашему господину советнику санитарной службы». — «Не раньше, — сказал тот, — ,чем мне позволит госпожа советница, поскольку это, собственно говоря, ее история». — «Все равно наши пути уже пересеклись; — ответила, слегка покраснев, эта прелестная женщина. — Если ты не станешь привирать, и охотно предоставляю тебе слово».
«Так вот, — сказал тогда ее муж, — расскажу и вам историю, чью правдивость подтверждают уста второго свидетеля. Собственно говоря, она лишь наполовину — o призраках; в другой же ee части речь пойдет об одной любви, но эту историю я передам лишь вкратце, так как она не относится к нашей теме.
Я — в то время двадцатисемилетний молодой человек, недавно получивший диплом врача, — стажировался в городской клинике. Однако практикой это назвать было трудно, поскольку мне пришлось ограничиться одним-единственным пациентом — старым ипохондриком, воображаемыми болезнями которого были уже по горло сыты все мои старшие коллеги. Ho и от него мне, в конце концов, удалоcь на некоторое время избавиться, и поскольку лето тогда было в самом разгаре, a изматывающие дежурства в больнице отняли у меня слишком много сил и здоровья, то по настоянию моего доброго тайного советника я взял краткосрочный отпуск.
Был у меня в то время один замечательный приятель — молодой помещик, c которым я познакомился после года работы врачом. И впоследствии я всегда встречался с ним, если его приводили в город какие-то дела, так как нам oбоим не хотелось терять связи друг с другом. Не paз уже он настойчиво приглашал меня посетить его имение, единоличным хозяином которого он стал после смерти отца. K тому же мой друг был неженат: ему, как он говорил, вполне хватало общества мамы и младшей сестры.
Ему-то я и написaл письмо с просьбой принять меня на пару дней. Любезнейшее приглашение пришло незамедлительно, и в тот же день, после обеда, я уже сидел в вагоне поезда, доставившего меня прямо к предгорьям. На станции меня уже ожидала небольшая повозка, так как поместье моего друга находилось в часе езды оттуда.
Едва я вышел из повозки, как меня уже встретила его мама; она извинилась зa сына, который не смог сам выйти мне навстречу из-за срочных дел в каком-то отдаленном хуторе. Но не позднее чем черeз час он должен был, по ее словам, вернуться. Тем временем я мог бы устроиться поудобнее в своей комнате.
Прежде дом использовался в качестве господского загородного замка, но был впоследствии переоборудован в духе нового времени, так что я уже представил себе, как хорошо было бы провести здесь все лето. Но, имея в лучшем случае недельный отпуск, нелишним было бы подумать о его наилучшем использовании, поэтому я, наспех приведя себя в порядок, спустился вниз по широкой лестнице, чтобы немного осмотреться на новом месте.
Поместье было расположено в живописной холмистой местности, примыкая к окраине большой деревни, дома и дворы которой, разбросанные тут и там, заполняли довольно внушительное пространство. С противоположной стороны, куда выходили окна комнаты, к дому примыкал цветник, пройдя через который, можно было попасть в маленький, обнесённый оградой парк. B свою очередь, за оградой парка взгляду открывался вид на лесистую долину с господствовавшими над ней одиночными скалами — своеобразным предместьем горного края, маячившего вдали.
И вот, отправившись в путешествие по окрестностям, я уже издалека обратил внимание на два необычно величественных деревa, между которыми пролегала тропа в долину. Они, подобно двум исполинам, охраняли вход в таинственное чрево леса, и поскольку солнце уже скрывалось за кромкой противоположного холма, лишь их верхушки были тронуты красноватым закатным светом.
Зрелище было настолько необычным, что я невольно остановился, чтобы насладиться им. Вдруг моего слуха достигли какие-то странные звуки, источник которых, несомненно, мог располагаться только на этих украшенных закатным светом верхушках деревьев: это был звонкий, мелодичный, словно вырывавшийся из человеческого горла смех, и сразу же — вторивший ему, но уже в более низкой тональности; затем — уже где-то в глубине долины — оба голоcа сливались в необычайно чистом звучании эха. Трудно было вообразить себе нечто более удивительное, чем эти звуки в полной тишине, воцарившейся на необозримом пространстве, и если бы старые сказочные времена не канули безвозвратно в Лету, я мог бы поклясться, что в кронах деревьев сидят две дриады и вызывают таким образом эхо на короткую вечернюю беседу!
Послушав некоторое время этот удивительный концерт в его всевозможных вариациях, я подошел, наконец, вплотную к деревьям, оказавшимся кленами.
Возможно, это были всего лишь деревенские дети, развлекавшиеся таким образом; однако по причине своей близорукости я не смог ничего разглядеть, поскольку очки оставил дома. Встав же между стволами и прислушавшись, я не услышал ровным счетом ничего. Не шелохнулся ни один лист, не скрипнула ни одна ветка — .вершины деревьев в невинном молчании грелись в лучах заходящего солнца, и лишь пара каких-то птиц перепархивала с ветки на ветку.
Когда же я покинул это заколдованное место и вошел в смыкавшееся надо мной ущелье, то, не успев сделать и пятидесяти шагов, снова услышал зa своею спиной этот смех: сначала одним, а затем и другим, более тихим голосом. Но теперь в этих голосах, казалось, звучала явная насмешка; да и эхо отвечало им каким-то злорадным хихиканьем. Я не мог даже точно определить, откуда оно доносилось: над многолетними пихтами возвышалась гладкая, широкая отвесная скале, на вeршине которoй, у самого края, стояла маленькая часовенка. Вероятно, звук так безошибочно чётко отражался oт этой отвесной поверхности, что различим был каждый полутон. Мои раздумья по поводу источника этих загадочных переливов прервал колокольный звон из часовни — и в тот же миг смолк смех в верхушках кленов; не слышно было и отзвуков самого колокольного звона. Я присел на пенек и полной грудью стал вдыхать целительную вечернюю прохладу и свежие лесные запахи. Когда же я, наконец, поднялся и отправился в обратный путь, вершины гор уже не горели золотом в лучах солнца и все вокруг, казалось, замерло. Лишь вяхирь, которого я спугнул своим приближением, c шумом взлетел на ветку дерева.