колдобины.
Едем мимо какого-то дровяного склада.
Вижу—среди дров лежат несколько сосновых бревен. На одном из
них — огромный наплыв. Решил: «Возьму с собой. Вот и
подставка!» Но как это сделать? Пилы под руками нет,
склад закрыт.
Неподалеку видны какие-то строения. Подъехали.
Зайдя в один из домов, спрашиваю у какой-то
женщины:
— Где найти хозяина дровяного склада?
— Идите в контору, вон там... — И женщина указала
в окно.
Шлепая по грязи, под проливным дождем, ринулся к
конторе. Директора не оказалось: уехал в Москву. Едва
разыскал завхоза.
Когда я попросил отдать мне наплыв с сосны, завхоз
посмотрел на меня несколько встревоженно:
— Ну, а как вы его возьмете? Там пилить надо... Да
вам, собственно, зачем?
Дело затягивалось; надо было найти убедительный
ответ.
— Я из наплывов портсигары делаю.
Завхоз оживился:
— Хорошо, берите. А пила-то есть у вас?
— Есть ножовка...
— Ножовкой тут делать нечего... Афанасий, — сказал
он одному из рабочих, окруживших нас, — возьми
двуручную пилу, поди помоги...
Я поблагодарил его, и вместе с Афанасием мы
направились на дровяной склад.
Дождь стал утихать.
Шофер с Афанасием отпилили наплыв. Он был
громадный — килограммов на пятьдесят.
Мы водрузили его на заднее сиденье машины и тронулись в путь. Прохожие с
удивлением поглядывали на странного «пассажира», развалившегося в машине.
Уже в мастерской я долго примеривал мою новую находку ко всей фигуре. Но, как
бы я ни вертел наплыв, как бы мысленно ни «отпиливал»
его в разных местах, решения не находилось. Наплыв ко всей фигуре не подошел.
Его шарообразность никак не вязалась с корявыми
формами всей остальной скульптуры.
Надо было искать
таких усилий и хлопот!
Работа над Дон-Кихотом была в полном разгаре.
Фигуры Росинанта и Дон-Кихота постепенно собрались.
Дело было за подставкой; из-за этого задерживалась работа
над скульптурой — без подставки ее трудно представить
себе в целом.
У меня в мастерской давно лежал пень «без дела» —
большой березовый комель с вычурными наплывами
с разных сторон. Начал примеривать его и подогнал
так удачно, как будто бы он был нарочно сделан для
этого.
Хотя все уже было решено и осталось только собрать
фигуру, работа шла медленно.
Бывали и такие случаи: просматривая запасы корней,
я вдруг обнаружил заднюю ногу Росинанта почти в
готовом виде, значительно более выразительную, чем уже
сделанная нога.
Решаюсь на сложную операцию. «Ампутировать! —
командую сам себе. — Прирастить!» И операция совер
шена.
Но вот подготовлены все части, вплоть до мелочей. Все
тщательно подобрано, многое уже склеено, и казалось,
что дело идет к концу. Но вышло не совсем так. До самого
конца работы возникали какие-то вставки и замены. Так,
я решил по-другому сделать лицо Дон-Кихота, то есть, по
существу, самое главное. Почти нетронутый
темно-коричневый сучок, который был до сего времени лицом
Дон-Кихота, я заменил светлым сучком, доработанным ножом.
В новом лице я обострил и сделал более выразительными
портретные черты образа.
Наконец, приготовив все детали, я окончательно
собрал скульптуру воедино.
Так же я сделал Санчо Панса и осла.
В самом начале моего увлечения корнями я
совершенно случайно узнал, что есть большой энтузиаст этого дела,
инженер по профессии, создавший огромную интересную
коллекцию. Товарищ, который рассказал мне об этом, был
сам у этого инженера, но забыл его фамилию и смог
только рассказать, как к нему пройти. Собирался я пойти к
этому моему соратнику не год, не два, а может быть,
целых три.
Но вот наконец я в походе. Нашел парадное, затем,
как мне было сказано, дверь. Звоню. Приоткрывает дверь
какая-то женщина. Через цепочку спрашивает:
— Вам кого?
— Не тут ли живет инженер, который корни... из
древесных корней что-то делает?
Женщина недоверчиво взглянула на меня, продолжая
держать дверь на цепочке.
— Это старичок Чувеляев? Он умер в прошлом году,