Хруст сучьев прервал мои мысли. Я встрепенулся, сел, схватился за ружье. Вскочила, вздыбила шерсть Шубка, глухо зарычала, отвернувшись от огня. Тишина. Только сердце стучит гулко. За деревьями снова тот же шумный вздох, хруст сучка под тяжелой ногой… И вдруг близко и тяжело затопало, зашелестели кусты. Собака юркнула во тьму, заливаясь злобным лаем. Топот удалился и быстро стих. К огню выскочила взъерошенная Шубка.
«Кто? — чуть не спросил я у нее и ответил сам себе: — Лоси! Конечно, лоси! Только они могли так топать. Тогда как пробирались они на неприступную Гриву? Известно, что лось легко ходит по непроходимым трясинам. Но как пройти через этакую топь? Невероятно. А все-таки лоси подходили к костру безбоязненно, пока не почуяли человека и собаку. Теперь они убежали. Куда? Грива не велика…»
В раздумье я огляделся вокруг и снова едва не вскрикнул. Шагах в двадцати от меня на берегу светились полосами слабые огни. Это был зеленый и холодный свет.
«Фу, какая чертовщина! Чудится мне, что ли?»
На секунду я зажмурился, открыл глаза: полосы светились на том же месте. Тогда я оглянулся на Шубку, спокойно лежащую у костра, и решительно зашагал к огням. После нового припадка страха все было безразлично… Шаг за шагом удалялся я от костра, и вот огни у моих ног. Это светятся гнилые стволы старых ольх и осин.
— Еще тебе, дураку! Не пугай сам себя, — вслух пробормотал я и, отломив кусок гнилушки, понес его к костру.
В ярком свете костра она померкла и выглядела куском обыкновенной красноватой древесной гнили с белыми прожилками. Я спрятал гнилушку за пазуху, отвернулся от огня, заглянул. Она светилась тем же фосфорическим мягким светом.
Я подкинул сучьев в огонь, лег на свое хвойное ложе и совсем спокойно стал следить, как прогорают тонкие сухие веточки, сперва раскаляясь до золотого блеска, потом бледнея, становясь вишневыми и, наконец, превращаясь в трубочки беловатого пепла, а пепел сыплется вниз…
Я проснулся от сырости и холода. Привстал. Костер давно прогорел, едва дымился. Белое утро занималось над болотом. Кричали журавли. Недалеко от костра клубочком спала Шубка. Юрчащие песни дроздов-белобровиков раздавались со всех сторон. А на другой стороне Гривы ясно пощелкивал токующий глухарь. Подальше ему вторил другой, в самом дальнем конце Гривы слышался третий.
«Ток-то где!» — подумал я, прислушиваясь к щелканью ближнего петуха. Вот он издал скрипучий, скрежещущий звук, «заскричичал», как говорил Петр Григорьевич. Дважды басовито кокнула копалуха. Тетерева бормотали, балабонили где-то на сухих релках. Первый лучик солнца пробежал по макушкам сосен. Не хотелось нарушать радости утра выстрелами. Я стал собираться, и Шубка тоже вскочила, потягиваясь, виляла хвостом, умильно поглядывала смеющимися глазами то на меня, то на глухарей, висящих на суку. Вот встала как вкопанная, услышав знакомое пощелкиванье вдали, однако я тут же схватил ее за веревочный ошейник и привязал на поясной ремень. Так было надежнее.
Мне захотелось окончательно убедиться, что ночью на остров заходили лоси. Вскоре Шубка и я наткнулись на свежие следы нескольких лосей шагах в пятидесяти от нашей стоянки. Они вели в противоположную сторону от глухариного тока, туда, где остров удлинялся и переходил в болото. Идя по следам, мы вышли на берег. С этой стороны до противоположных сосняков было ближе. Лосиный след уходил в пойму. Не след, а целая тропа, будто здесь гоняли стадо коров. Я сделал несколько шагов по пойме и с радостью убедился, что кочки стоят крепко, даже не зыблются. Все же решил не рисковать и снова вооружился длинными березами. Переход через пойму в новом месте оказался легче, чем можно было предполагать. Лишь с десяток метров переползал я, опираясь на стволы березок, да и то, быть может, потому, что боялся ровной сплавины. И все же, когда выбрался к соснякам, ступил на безопасную полосу, я оглянулся и вздохнул с несказанным облегчением.
«Выбрался. Прощай, Грива! Хоть и нет на тебе леших, а не очень приветлива ты, — подумал я и спросил себя: — А почему — Грива? А потому, что она все-таки не остров, наверное, а полуостров, и не иначе как леший понес тебя пробираться к нему с самой опасной стороны! Горе-следопыт! Лоси лучше тебя знают, как ходить по болотам. Надо было сообразить, что раз остров вытянут, раз он «грива» — значит, где-нибудь может соединяться с лесом. Не знаешь броду — не суйся!» Такую лекцию прочел я себе, сидя на широкой кочке. А потом мы с Шубкой отправились разыскивать оставленную вчера сумку.