Предчувствуя недоброе, Зуев очень не хотел идти туда, но мама была непреклонна. И он пошел, пошел, как во сне, пугливом и тревожном.
Детей было много, они были веселые и нарядные. Стол был накрыт в саду, но жила эта семья в новом красивом доме на четвертом этаже. После ужина все гости были приглашены в эту богатую квартиру и там слушали музыку и танцевали.
Все было хорошо, да не очень. Посреди танцев Зуев стал замечать, что Нора с подружками не то чтобы издеваются, но тайком хихикают над ним. И он понял, что она насплетничала на него и рассказала своим подружкам о встрече в бане, и теперь они потешаются над ним у него за спиной…
И тут впервые в жизни на Зуева нашло. Гнев и ярость буквально ослепили его, он чувствовал, как бледнеет, и холодные пронзительные мурашки побежали по всему его телу. Внутри у него что-то захлопнулось, он почувствовал себя пустым и легким, как пластмассовая пустотелая кукла. Впервые в жизни он будто проснулся, поднял голову и посмотрел вокруг трезвым, холодным взглядом. Холодная ярость заполнила пустое пространство внутри куклы. Он перестал быть живым мальчиком, он весь стал орудием мести.
Девчонки играли на ковре с маленьким сереньким котенком, самым драгоценным подарком юной имениннице. Неожиданно для себя самого Зуев подошел к играющим девочкам, взял котенка за шкирку и выбросил его в окно. Потом развернулся и пошел к выходу. Страшное мертвое молчание повисло у него за спиной, и только когда он был уже на лестнице, ему вдогонку полетели крики, рыдания и проклятия…
И опять он будто проснулся. Это был бесконечный сон во сне, когда, пробуждаясь из одного кошмара, попадаешь в другой, еще более страшный и зловещий. Он проснулся и постиг ужасную необратимость своего дикого поступка, постиг и бросился прочь. Он скатился с лестницы, схватил мертвого котенка, сунул его за пазуху и бросился бежать…
Очнулся он на берегу моря, опять будто проснулся и понял всю необратимость своей жизни, заплакал над несчастным котенком и похоронил его в песке.
Была ночь, море бушевало. Он перебил камнем цепь на чужой лодке, что лежала высоко на берегу. Непонятно как подтащил эту тяжелую лодку к воде, прыгнул в нее, и волна тут же подхватила его вместе с лодкой и понесла. Его носило всю ночь и весь день, и ни разу за это время он не испугался, и не подумал о доме, и не пожелал туда вернуться. Только в конце второго дня его подобрал пограничный катер, доставил на берег и вручил родителям. Отец тут же забрал сына к себе в горы.
— Мой русский сын, — изрек при этом отец. — Ты уходишь от женщины навсегда. Женщина породила тебя, то есть произвела на свет и вскормила своим молоком. Она сделала для тебя все, что могла. Будь ей благодарен за это, почитай ее и люби. Но воспитывать тебя будут отныне мужчины, потому что ты родился мужчиной и должен обучиться всему, что надлежит знать мужчине, всему, что отличает его от женщины. Женщина — фемина, никогда не позволяй ей разрушать свою жизнь.
Зуев с матерью серьезно выслушали эту речь, переглянулись, мать пожала плечами и ушла, хлопнув дверью. А Зуев еще долго внимательно вглядывался в невозмутимое лицо отца, но даже тени улыбки не промелькнуло на нем. Отец спокойно попивал свое «кахетинское» и слегка шевелил бровями.
Так прошел и кончился самый тяжелый и страшный год в жизни Зуева. Там, в горах, началась совсем иная жизнь, и Зуев окончательно проснулся и забыл свои младенческие сны и младенческие кошмары. В сознании, как зарубка на память, остался только маленький серый котенок, несчастная жертва и в то же время талисман, страхующий Зуева от диких заносов и взрывов.
И вот теперь в этом большом, холодном и чужом городе у Зуева никого нет. Прошлой зимой мать забрали в психиатрическую больницу, и Зуев остался совсем один. Его определили в школу-интернат, но там ему совсем не понравилось. Отец зовет его к себе на юг, но Зуев не может оставить больную мать. Поэтому он решил бросить школу и пойти работать.
— А у меня в этом городе тоже никого нет, — сказал Егоров. — И мне тоже бывает одиноко и тошно. Я лично считаю, что нам с тобой пора подружиться и жить вместе. Может быть, меня возьмут в ваш интернат, ну хотя бы военруком?
— Вы это серьезно? — спросил Зуев.
— А что тут такого невероятного? Почему два одиноких человека не могут стать друзьями?
— Да я… Да мы… Да я вам совсем не гожусь! Мы совсем разные люди! — выпалил Зуев.
Егоров засмеялся и обнял мальчика за плечи.
— Все люди разные, — сказал он. — К тому же я старше тебя почти на сорок лет. Но какое это имеет значение, вместе будем учиться ходить по земле.