А я после диплома вялый какой-то был, сонный. Начиналась моя новая самостоятельная жизнь, а я не узнавал ее — все было совсем не так, как мне представлялось. Сижу и сплю. Место себе в шкафу расчистил, крючок изнутри приделал, закроюсь и сплю.
Только постепенно стал я из своего шкафа вылезать. Приборы тут всякие были понаставлены, станочки. Стал я их понемногу разбирать: расчистил, кое-что починил, приемник себе собрал. И постепенно стали ко мне заходить. «А у тебя тут паяльник есть?» — и несут что-нибудь припаять. Схемы просили проверить, каблук починить… Или уже просто так — посоветоваться, поделиться, покурить.
Фаддей говорит, что это оттого, что я долго на одном месте просидел и никуда не бегал. Что стоит человеку сесть и посидеть немного, к нему люди сами придут и все ему про себя расскажут. Потому что редко кто может сесть и сидеть, ни к кому не приставать и никуда не убегать. Иной человек вроде и сидит и на тебя глядит, а приглядись — его и нет, он совсем в другом месте: то ли домой спешит, то ли к любимой рвется, или в соседнем магазине хорошие селедки дают… Все куда-то бегут… А мне и правда бежать было некуда, никто меня нигде не ждал, и связей в этом мире у меня еще не было почти никаких.
Потом меня секретарем комсомола выбрали, и в местком, и председателем товарищеского суда, и еще много куда. Сам не заметил, как стал в КБ ведущим общественным деятелем. Окреп и распрямился, как говорится, приобрел вес и положение.
Вот так и возникла эта моя мастерская, возникла в силу необходимости, моей личной необходимости. Шеф считал, что мастерская себя оправдывает. Это хорошо, что он так считал, а то выходило — я тут на особом положении. Но так уж случилось, я прижился в своем подвале, открыл и обжил его для себя. Потом люди открыли меня там и как-то узаконили для себя мое там обособленное существование.
И прошло еще много времени, прежде чем я понял, что такое положение вещей всем на руку. Опытные мастерские не справлялись с объемом работ, допускали всевозможные неточности, к тому же находились они в другой части города, и вот с каждой мелочью приходилось обращаться к ним, потому что слесаря-механика нам по штату не полагалось. А пока я все это понял, я сам обратился в такого слесаря-механика. Но меня это совсем не устраивало, я хотел заниматься научной работой, и я взбунтовался. Шеф согласился с моими претензиями и подписал приказ, освобождающий меня от работ, не связанных с тематикой лаборатории. Я приколол этот приказ к стенке шкафа, что находился возле моих дверей, и настоятельно просил всех ознакомиться с его содержанием. Но не успел я разгрузиться от работ, которых у меня уже накопилось предостаточно, в лаборатории № 12 случился аврал. Субподрядчики опять запороли стойки, и тогда шеф издал приказ обратного содержания, обязывающий меня являться в лабораторию № 12 по первому требованию конструкторов. По окончании аврала этот приказ отменили, но потом опять что-то произошло и я снова превратился в слесаря-механика, и конфликт этот продолжается до сих пор, и ему не видно конца…
Что еще рассказать о себе? Сам не знаю, стоит ли об этом упоминать. Дело в том, что всю жизнь все вокруг твердят о моей красоте. Я лично с этим не согласен, у меня другое представление о мужской красоте. Да и говорят мне об этом всегда с оттенком пренебрежения или снисхождения, что ли. Красив ты, мол, да вот… Будто если ты красив, то умным ты уже точно быть не можешь, и сердца у тебя, конечно, тоже нет. И вообще, можешь быть уверен, что любой твой поступок будет по крайней мере неправильно понят. И не скрыл я этот факт от вас, может быть, тоже нарочно, назло: все равно вы меня не так поймете, подумаете, что я кокетничаю или хвастаюсь, и тем самым лишите меня возможности оправдаться. И очень досадно сознавать, что эта злополучная красота все-таки играет роль в моей жизни, хоть роль эта мне претит.
Впервые я услышал о нем от нашей уборщицы тети Маши. Когда тетя Маша не в духе и нервничает, то и все КБ сразу же начинает нервничать. Вообще это женщина тихая и незаметная. Но уж когда она не в духе!.. Нет, она не ругается и не склочничает, она по-прежнему молчит, но предметы, которые попадают ей под руку, говорят за нее столь громко и настойчиво, что всем остается только поджимать ноги и мужественно ожидать конца.
Одно такое сражение разыгралось однажды утром в моем пустом и сером коридоре, который и подметался-то раз в год и то лично мною. Тетя Маша считает, что убирать мой коридор должен наш дворник. И по тому, что на этот раз она удостоила мой коридор своим вниманием, я понял, что претензии ее имеют какое-то отношение и ко мне.