Однажды он недели две не обращал на Фаддея никакого внимания, надеялся, что ли, что Фаддей одумается и сам найдет себе занятие, и напрасно надеялся, потому что все эти две недели Фаддей так и просидел на своем подоконнике, и, наверное, до сих пор бы сидел, если бы шеф не сдался и со злости не отправил бы Фаддея на картошку. Или нет, картошка была потом, а тогда он его на уборку снега отправил. Да, тогда именно на снег, потому что и снега тогда было очень мало, и необходимости помогать нашему дворнику не было никакой, просто шеф, видимо, здорово разозлился и потому не придумал ничего лучшего. Но и тут он просчитался. Он, может, думал, что Фаддей, убрав снег, придет за настоящей работой, но каково же было его удивление, когда прошла неделя, а Фаддей и не думал возвращаться. В конце концов они столкнулись на нашем дворе нос к носу, причем Фаддей сидел верхом на лопате и смотрел в небо, а шеф, выскочив из-за угла, налетел прямо на него, так что просто был вынужден его наконец заметить.
— А, это вы! — сказал тогда шеф. — Здравствуйте.
— Здравствуйте, — сказал Фаддей. — Это я.
— Ну и что? — спросил шеф.
— Да вот снега жду, — отвечал Фаддей. — Не идет.
Было это незадолго до моего появления, так что знаю я это только по рассказам, но отношения Фаддея с нашим шефом с тех пор ни капли не изменились и не упростились. Правда, шеф давно взял себя в руки, и они никогда больше таким глупым образом не сталкивались и даже будто бы не замечали друг друга, но мне, как близкому фаддеевскому другу, всегда казалось, что между ними возникла какая-то не заметная никому связь, из разряда «кто — кого», и сталкивалось тут нечто большее, чем упрямство.
Даже своей кандидатской Фаддей каким-то образом обязан шефу. То есть, конечно же, он сделал ее сам; ведь всем уже давно известно, что Фаддей у нас чуть ли не гений, что именно его ленивая голова находит ответы на самые трудные вопросы и не раз спасала самые завальные проблемы. «Очень просто», — отвечал Фаддей, когда его спрашивали, и своим ленивым голосом объяснял всем, что к чему. Но в том-то и дело, что только отвечал, отвечал, когда спросят, а не спросят — так и просидит на своем подоконнике, будто и нет в мире никаких проблем. Так, по-моему, было и с диссертацией. Сам Фаддей на эту тему разговаривать не любит, на мои вопросы он только досадливо морщится.
— Да, попался я тогда, — признался он однажды. — Ну, ничего, — прибавил он задумчиво. — Мы еще увидим, — сказал и как-то странно и угрюмо усмехнулся.
Дело было так. Шеф, сразу же после истории со снегом, пригласил Фаддея к себе и поручил ему одно очень важное и трудное задание. Говорят, что поручил он в полной уверенности, что Фаддей не справится с ним и тогда шеф просто выгонит Фаддея за неспособность. Но Фаддей справился с заданием очень быстро, легко и, как говорят, гениально. Все знали, что шеф сам работал над этой проблемой, и многие еще долго думали, следя за все новыми и новыми поручениями шефа, что шеф просто-напросто эксплуатирует Фаддея. Кажется, и сам Фаддей думал так же и, может быть, злорадно посмеивался втихомолку, а может быть, и не совсем втихомолку, но шеф, будто бы ничего не замечая, давал Фаддею все новые поручения все по той же теме и, наконец, заказал большую статью с изложением всей проделанной Фаддеем работы. Фаддей быстро справился и со статьей, которую и передал шефу с внутренним торжеством и подчеркнутым равнодушием. Но каково же было всеобщее изумление, когда вдруг в толстом и солидном сборнике появилась эта самая фаддеевская статья, подписанная вовсе не шефом, а Фаддеем, да еще с неизвестно откуда взявшимся кандидатским званием. Эта ошибка, говорят, очень всех насмешила, но еще больше насмешил всех сам Фаддей, который не нашел ничего лучшего, как ворваться у всех на глазах в кабинет шефа и обвинить его в жульничестве, эксплуатации и шантаже. Говорят, что шеф вел себя на редкость благородно, не обиделся, и даже отечески потрепал Фаддея по плечу, заявив, что за диссертацией дело не станет и что он лично обо всем позаботится.