— Ты представляешь, — говорит шеф, — они не знали войны.
— Слава богу, — говорю я.
— Ну конечно, — говорит он. — И все-таки они ничего не знают.
— Кое-чего они знают и побольше, мы в их возрасте были глупее, — говорю я.
— Конечно, — соглашается он. — Сам удивляюсь, как много они знают. Но мы за свои знания платили кровью, а они что? Даром. Даровой хлеб не впрок.
— Ты хочешь, чтобы тебя благодарили? — спрашиваю я.
— Боже избави, — ворчит он. — И все-таки я хочу, чтобы уважали мою прожитую жизнь. Уважали мои усилия и провалы, мои поражения и победы.
— Они не знают этого, — возражаю я. — Так что придется тебе, не дожидаясь их уважения, самому уважать их.
— За что?
— За будущее. И неизвестно еще, что ждет их впереди. У них свои трудности. За то, что они люди.
— Но мы-то жили. Худо-бедно, а жили впервые. Жили и платили своей жизнью. Жили без черновиков, сразу и набело. И еще несколько поколений будут доживать наши жизни…
Я согласился с ним. Я настолько доверяю ему, что могу спокойно заниматься своим делом, а не судить и не разбираться, хорошо или плохо он мною руководит.
Но вернемся к событиям того дня, когда наши энергичные туристки всполошили весь институт. Склока была нелепой и поэтому казалась мне особенно опасной. В конце рабочего дня зашел шеф.
— Что-то не так… Что-то не так, — бормотал он, расхаживая у меня за спиной.
Он был явно не в духе.
— Выгоню! — вдруг выпалил он. — В три шеи!
Я, конечно, сразу понял, о ком идет речь, но почему-то мне очень не хотелось, чтобы и шеф встревал в эти дурацкие отношения.
— Кого? — спросил я, усиленно соображая, как бы отвести шефа от этой идеи.
— Он оскорбил меня, — вместо ответа продолжал шеф. — Он считает меня дураком. Какое право он имеет считать людей дураками! Я воевал, я строил. А этот сопляк — что он воображает? Нет, я ему покажу… Это же хам!
Я не встревал, и поток бессвязных выкликов наконец иссяк.
— Что случилось? — спросил я.
— Он издевался надо мной! — опять вспылил шеф. — Так не входят в кабинет директора! Так вообще никуда не входят! Существуют нормы поведения! Он ворвался ко мне как ненормальный, он перевернул весь кабинет! Он сломал мой парусник! Какое право он имел трогать мой парусник?! Туристки правы…
Я понимал, что дело тут вовсе не в паруснике, который сам по себе дорог шефу. Дело в том, что он никак не может сформулировать причину своего возмущения.
— Что случилось? — опять спросил я.
Некоторое время он молчал. Потом как-то смущенно усмехнулся.
— Понимаешь, — сказал он. — Я сам вел себя глуповато. Ну, вызвал я его к себе. И вовсе не из-за туристок. Я всех новичков вызываю. Ну, ты знаешь, надо же познакомиться… И вдруг врывается ко мне этот балбес, пробегает к окну, потом к шкафу… Я прошу его садиться, он отказывается. Хватает со шкафа мой парусник и начинает его крутить. Наконец усаживается напротив меня верхом на стуле и нагло глядит мне в лицо. А я, дурак, с перепугу начинаю с ним беседовать — ну, знаешь, эти формальные вопросы: сколько лет, да где учились, не женат ли? Он отвечает, а я вдруг понимаю всю глупую формальность этих бесед и вообще свое глупое положение… Тут бы мне от него и отделаться, а меня вдруг понесло: стал зачем-то свою жизнь рассказывать, как мальчишкой попал на фронт… фу, какая гадость, надо же так осрамиться! Я разглагольствую, а он молчит, смотрит на меня и молчит, хоть бы раз кивнул или поддакнул — а то молчит… Позор! Парусник поломал. Поломал и убежал! А я, дурак, его еще успокаивал, что, мол, ерунда, починим… Руку жал, мол, заходите!.. Он же нарочно парусник сломал, вот голову даю на отсечение, что нарочно! Никакой там застенчивости и в помине нет, притворство! Издеваться вздумал!
— Не горячись, — сказал я, когда он кончил. — И оставь лучше его в покое. Все равно сейчас не отыграешься. Ты действительно в данном случае оплошал. В следующий раз будешь осторожнее.
— Какой следующий! — опять взревел он. — Сегодня же полетит в три шеи! Не так уж я глуп, у меня еще хватит сил поставить этого балбеса на место!
— Успокойся, — сказал я. — Он молод, и ему нет до тебя никакого дела. У него сейчас большие преимущества.
— Какие преимущества! Нет у него никаких преимуществ! Вот сейчас пойду и все ему так и скажу! Нечего ему тут склочничать!
— Что ты ему скажешь? — спросил я.