— Я хочу написать про вас очерк, — сказала она. — Я давно слежу за вами и хочу написать про вас очерк.
— Чего? Как ты сюда попала?
— Ваша мама трясла на лестнице половики, — сказала она. — Было очень много пыли.
— Кто? Нет у меня никакой мамы, сирота я.
— Тем более, — сказала она. — Тем более о вас надо написать очерк.
— Да кто ты такая? Я всего второй раз тебя и вижу.
Она задумчиво осмотрела меня с ног до головы.
— А я вас хорошо знаю, — сказала она. — И кроме того, вы предлагали мне свою помощь. Я уезжаю, и мне нужна ваша помощь, я хочу вам кое-что поручить.
Я молчал.
Она важно и серьезно смотрела на меня.
— Вы должны мне помочь.
Я молчал.
— Так я могу на вас рассчитывать? — сказала она и пошла к дверям, но по пути вдруг остановилась возле стола и дала мне какой-то совет насчет схемы, над которой я работал. Совет был явно абсурдным, но я понял это только когда она совсем ушла или, кажется, на другой день, потому что тогда я совсем ничего не понимал, я просто бегал из угла в угол. И в конце концов пришел в какую-то ярость и даже выскочил на лестницу, чтобы догнать ее. Но, сбежав во двор, понемногу успокоился. Хотел пойти к Фаддею, но не пошел…
Неделя выдалась необыкновенно жаркая, а батареи парового отопления, как назло, были раскочегарены чуть ли не докрасна. Воздух в комнате был сухой и горячий, как в духовке. По ночам просто невозможно было заснуть, язык пересыхал насквозь, горло саднило, и приходилось то и дело бегать на кухню и пить там из-под крана… Я намочил простыню и развесил ее на открытом окне, но это мало помогло, разве что запахло прачечной.
Посреди ночи на кухню выползла Кирилловна. Мрачная и тяжелая, как туча, она объяснила мне, что паровое выключить нельзя, потому что кранов не предусмотрено. В старых домах предусмотрено, а тут нет, потому что каждый будет вертеть краны и заливать квартиры водой. А топят так сильно потому, что опять переэкономили уголь. В прошлом году даже собрание состоялось, где всех уведомили о подобной переэкономии, а некоторые даже возмущались, что, мол, зимой было холодно. И вот теперь, пока нет постановления, спешат сжечь этот переэкономленный уголь.
Кирилловна объясняла все это важно, назидательно, явно гордясь своими познаниями. И как-то само собой получалось, что все в порядке и спорить не о чем, а надо терпеть, как терпим мы стихийные бедствия.
Заснул я уже под утро, и приснился мне чудный сон. Мне приснился первый дождь, его запах и вкус. Будто бегу я по черному рыхлому полю, босиком бегу, не один, бегу и смеюсь. Сухой еловый лес вот уже совсем рядом, тяжелые капли настигают нас, кто-то жарко хохочет мне в спину, и низкие душистые еловые лапы смыкаются над нами…
Проснулся я вдруг. Грохотал гром, белые паруса хлопали надо мной. В дверях стояла Динка, а в руках у нее был длинный-предлинный зеленый огурец.
— Видишь, — говорила она, протягивая мне огурец, — какой прекрасный огурец.
— Да, — повторил я, — огурец…
— Понюхай, как пахнет, — она поднесла огурец к моему носу.
Я понюхал.
— Ты ел в этом году огурцы?
Я отрицательно покачал головой.
— Так и знала, — обрадовалась она. — Мне его подарили. Такой прекрасный огурец, просто обидно есть одной.
Я все еще лежал неподвижно, грохотал первый гром, хлестал в окно первый дождь, простыня как парус билась на сквозняке, в открытых дверях стояла женщина, протягивала мне зеленый огурец. И я лежал, затаив дыхание, боясь шевельнуться и спугнуть эти призраки, словно от моей неподвижности зависела их реальность…
Но вот хлопнула дверь, простыня метнулась в обратную сторону, захлопнулось окно.
— Где у вас тарелки, нож, соль? — заговорила она.
— На кухне, — машинально отвечал я, и, прежде чем успел опомниться, она была уже на кухне и грохотала там посудой.
Я бросился следом. Кирилловны на кухне не было. Я быстро вручил ей вилки, ножи, хлеб, стараясь поскорее оттеснить ее обратно в комнату. Но в коридоре она вдруг вспомнила про лук.
— Нет, нет никакого лука! — прошипел я.
Но дверь в комнату Кирилловны уже отворялась.
— Здрасти.
— Здрасти.
— У вас случайно нет лука? А то такой огурец…
— Лука? А-а, лука!.. Ну да, лука!
«Начинается», — подумал я, поспешно скрываясь в своей комнате и тревожно прислушиваясь.
Но ничего такого не произошло, они там удивительно быстро нашли общий язык, а заодно и лук, и картошку, и масло. И вот уже Кирилловна, суетясь вокруг стола и возбужденно потирая руки, намекала, что, мол, такую закуску грешно есть помимо… И я бежал в магазин…