Высказав все это, шеф с достоинством удалился, а через час вдруг вызывает меня к себе…
Когда я вошел, он что-то писал.
— Подожди немного, — кинул он, едва взглянув на меня.
Я сел на стул у стены. Вообще-то это не в обычаях шефа — заставлять людей ждать, нет у него такой начальственной манеры. И когда через несколько минут в кабинет вошли сначала Фаддей, за ним Графиня и Поленов, я понял, что он ждал их прихода.
Все мы, не глядя друг на друга, расселись по разным углам. Поленов, по своему обыкновению, на подоконнике.
— Ну вот, все в сборе. — Шеф оторвался от письма и с откровенным любопытством, чуть ехидно, разглядывал нас, каждого в отдельности.
— А я решил от вас отделаться, — вдруг выпалил он и некоторое время молчал, явно наслаждаясь нашим замешательством.
— Да, решил от вас отделаться, — повторил он. — Тяжело мне с вами — склочные вы какие-то, будоражите всех, никому от вас покоя нет. Смуту сеете, устали все от вас.
Он смотрел прямо на нас, и мы по очереди опускали глаза.
— Да, устал я от вас, — продолжал он. — И народу тоже вы поднадоели. Неугомонные больно… Ну посмотрите на себя: злые, подозрительные, затаились, но, того и гляди, когти выпустите. Словом, возни с вами не оберешься.
Мы молчали.
— Вот я и решил от вас отделаться. Не совсем, конечно. Терять вас совсем мне тоже неохота. Народ вы не без способностей, пытливый, с фантазией, от которой пока что ничего, кроме вреда, не происходит. Но, как говорится, каждому овощу свое время. Да и пресных я тоже не терплю. Пресных не выношу, но от вас тоже переутомился. Все время как в цирке сиди. Утомительно все-таки. Вот я и решил на месяц-другой вас в командировку отправить. Командировка интересная, далековато, правда, но зато интересная. На свежем воздухе, и места красивые. Места просто замечательные, не хуже любого курорта, уж можете мне поверить. Сам бы поехал, да дела… Вот и поезжайте все вместе, пообщаетесь, пооботретесь, глядишь, язык общий найдете — не век же вам грызться между собой? И вам полезно, и народ без вас отдохнет немного…
И он принялся излагать нам цель и задачи командировки.
— Гаврилов поедет за старшего, — на прощание сказал он. — Я дам ему еще несколько указаний, а остальные могут идти и собираться.
— А неплохо придумано? — засмеялся шеф, как только все вышли.
Я молчал.
— Ты на меня не сердись. Не могу же я их одних отправить — собирай потом по кускам. Я и сам потом, может быть, приеду, надо мне… Но только не сейчас. Некогда, да и, по совести признаться, боюсь я вас — сожрете вы меня, сожрете и косточки оближете.
— А меня, думаешь, не сожрут? — засмеялся я.
— Тебя не сожрут, — усмехнулся он. — Кругленький ты уже да гладенький, пообкусали тебя уже порядком, ухватиться не за что.
Я молчал.
— Да ты не сердись, не сердись! Ближе ты к ним и по возрасту, и дело знаешь. И засиделся тут, проветриться не мешает… Да что я перед тобой оправдываюсь? Начальник я тебе или не начальник? Поезжай и все тут!
— Поеду, поеду, — согласился я. — Только сожрут меня с не меньшим удовольствием.
— А ты не давайся, не давайся. Да и некогда там будет грызться: дело сложное, обширное по территории — по разным участкам разъедетесь, не до грызни будет. До Москвы вместе поедем, там в железнодорожном управлении и распрощаемся.
В тот же день на пути домой мне повстречалась Динка. Впереди меня как раз шел Поленов, и Динка, наверное, поджидала именно его, но он отвернулся и прошел мимо. Тогда она подошла ко мне и пошла рядом.
— Я теперь совсем другая, — сказала она. — Я многое поняла…
Я удивленно на нее покосился. Не знаю, что такое она там поняла, но лицо у нее действительно было какое-то странное. И только несколько дней спустя, зайдя домой к шефу и заглянув в ее комнату, я понял, что это было за лицо.
Почему-то мне всегда было любопытно заглядывать в ее комнату. Эта комната многое объясняла и выдавала. Нет, там не было ничего от девической, не было там никакого уюта и порядка. Это всегда был какой-то не то склад, не то лаборатория, не то кладбище всех ее увлечений и фантазий. Вся комната была завалена хламом. В одной куче игрушки, в другой — фотопринадлежности, в третьей — клетки и аквариум, в четвертой — приемник… Быт здесь даже микроскоп, даже ружье, лаже… Да чего там только не было!
На этот раз меня сразу привлекла репродукция «Моны Лизы», которая висела как раз над ее кроватью и в которой я тотчас узнал Динку. Это и было то самое загадочное выражение, которое удивило меня тогда на улице…