— Было… Есть… — сказал я. — Не было шпионов, чемоданов, птичек, а есть грязь, слякоть, стужа… И трезвость. Надо было верить, надо было… Поверить — значит полюбить.
— Верить всей этой чепухе! — огрызнулся он. — Все равно рано или поздно она бы рассыпалась.
— Что — любовь? — спросил я.
— Не любовь, а чепуха.
— А любовь?
— Да оставишь ты наконец меня в покое? — сдавленно произнес он. — Что ты ко мне привязался? Что тебе от меня надо?
Я даже остановился от неожиданности. Будто это я к нему пришел и вытащил его из дому…
Я остановился. Он сделал какое-то нетерпеливое движение плечами, и я почти физически почувствовал, как он будто перешагнул через меня и твердо пошел прочь. Я знал, что он не оглянется.
Еле сдерживая ярость, я догнал его и молча пошел рядом. Деваться ему было некуда, и некоторое время мы шли молча… Если бы он попытался убежать, я бы все равно догнал его, и на этой пустой набережной — сам не знаю, чем бы все это кончилось. И он почувствовал это. Я знал, что он это почувствовал. И еще я знал, что он сегодня будет говорить, что я его так не отпущу. И он знал это, и я знал, что он это знает, — мы уже неплохо знали друг друга.
— Надоел ты мне, — сказал он.
Я молча согласился.
— Что ты ко мне привязался? Устал я от тебя. Сдаюсь. Я не хотел и не хочу с тобой разговаривать. Но ты преследовал меня с самого начала. Ты не давал мне сделать ни шагу. Я устал от тебя — но ты не убедил, а победил меня. Ты преследовал меня, я устал и во всем с тобой согласен. Я согласен с тобой, и меня больше нет. Я стал тобой. Стало — ты плюс ты, ты в квадрате. Этого ты хотел? Но знай, что только благодаря твоим преследованиям я делал много глупостей, которых никогда бы не сделал сам по себе.
Словом, получалось так, будто не он вдруг свалился на нашу голову, а мы заманили, окрутили и даже поломали его жизнь.
От неожиданности я молчал.
— Вы толкали меня на все эти глупости, — все больше распаляясь, говорил он. — Судили, сводили со своей Графиней, отправляли в свои исправительно-трудовые командировки, отняли Динку, женили на Полине. Всё вы! Целый год я сопротивлялся вам. Из самого себя я превратился в какое-то ваше антитело. Стал вами наоборот, вами — с отрицательным знаком. Та же масса, тот же вес, только вы будто движетесь в положительном направлении, а я с той же скоростью — в отрицательном. А в сущности мы одно и то же, разные стороны одного предмета. А мне бы хотелось быть совсем другим, не наоборот — а другим. Вы отняли у меня эту возможность. Я втянут в какую-то бестолковую возню, из которой уже навряд ли выберусь. Мне не было до вас никакого дела, я хотел идти вперед, а вы заставили меня разбираться в этой заварушке — вашей жизни. И вот теперь все мы топчемся на месте. Хоровод.
Он замолчал.
— Ничего себе, — только и мог сказать я. — Кажется, ты воображаешь себя этаким марсианским мальчиком по Брэдбери. А между тем ты — человек и никуда из своей человеческой данности не выпрыгнешь. Человек — животное общественное.
— Ничего я не воображаю, — с ненавистью огрызнулся он. — Просто мне кажется, я знал нечто свое, личное и, если бы не погряз в ваших жизнях, мог бы сказать что-то новое и не только себе одному. Больше всего я боялся солгать, а теперь лгу на каждом шагу… Человек должен жить, наслаждаться жизнью, а мне гнусно, стыдно и холодно… Надорвался…
Он скользнул взглядом по моему подбородку и отвернулся к реке.
Меня взорвало.
— Что нос воротишь? Сам обожрался, а на меня сваливаешь. Не надорвался ты, а обожрался. Надрываются, когда несут что-нибудь тяжелое. Ты же ничего не нес, все сваливал на других. Даром жрал, за что положено платить. Паразит! Привык жить за чужой счет, чужими страстями и мучениями — тебе все было по вкусу. По малому счету побеждать привык. Жался, экономил свою жизнь, выгадывал, как бы не просчитаться, не передать. А жизнь не обманешь, не проведешь! Все равно рано или поздно расплатишься сполна. У жизни свой коэффициент, который регулирует наши затраты и радости. Малая цена — малые радости, за радости покрупнее и платят подороже. Не заплатил раз, два — и нет тебе больше никаких радостей. И рад бы заплатить полную цену, да нечем. Девальвация. Ты банкрот.
Мы стояли на трамвайной остановке. Трамвая не было. Поленов никуда не убегал, а стоял и смотрел на меня, смотрел серьезно и, может, впервые будто задумался.