Ему открыла женщина средних лет.
— Егоров, — он поклонился и протянул руку.
Она внимательно на него взглянула, чуть заметно кивнула и крепко пожала протянутую руку.
Квартира была солидная, в старом доме. Большая кухня, куда хозяйка пригласила Егорова, была оборудована по последнему слову техники и вся сверкала кафелем и никелем. Полки и стены украшали изящные модные безделушки. Было много кухонных приборов и техники непонятного Егорову назначения. Даже хлеб она резала на этакой маленькой гильотине.
Он пришел утром, и это было ошибкой. Встреча поначалу производила удручающее впечатление. Эта красивая женщина спросонья была вялая, апатичная и долго не могла сосредоточиться. Все время что-то рассеянно искала и не находила, брала предмет и тут же забывала, куда его положила, постоянно хмурила лоб, точно стараясь припомнить что-то важное и значительное, но ничего не вспоминала; досадливо шуровала кухонными принадлежностями и все никак не могла заварить чай, потому что ее постоянно вызывали к телефону… Она была так мучительно рассеянна, что поначалу Егорову казалось, что в доме произошло какое-то горе или большой скандал. Но потом он понял, что это ее обычное утреннее состояние, состояние предельного нервного истощения. Так выглядят люди с глубокого похмелья. Егоров от смущения взял грубоватый тон, и, следуя этому тону, он напрямик предложил в случае нужды сбегать за пивом. Но тут же смутился и забормотал что-то невнятное.
— Нет, нет, я не пью, — вяло отмахнулась она. — Вот разве заварите, если можно, кофе, а то у меня он все равно убежит.
Она вручила ему турку, поставила дежурить возле газовой горелки, а сама опять бросилась к телефону. По телефону она разговаривала твердым, энергичным тоном, но, положив трубку, долго стояла неподвижно, глядя в окно, не в силах сосредоточиться, и когда взгляд ее останавливался на Егорове, он выражал такое недоумение, словно тот был приблудным псом, который неизвестно как проник в ее квартиру и с которым неизвестно что теперь делать. Егоров виновато опускал глаза.
Потом в квартиру ворвалась целая ватага колоритных восточных людей с ящиком коньяка, и она в паническом смятении бросилась их обихаживать. Проводив гостей в столовую, откуда тотчас же донеслись звуки музыки, она вернулась к Егорову на кухню, бухнулась в кресло и умоляюще уставилась на него. Он налил ей кофе и предложил прийти в другой раз, когда не будет гостей.
— Нет, нет, — вяло усмехнулась она. — Так будет всегда.
Потом пришла соседка за мясорубкой, ворвалась растрепанная девчонка с такой же нечесаной собакой. Они опрокинули кофе и набросились на хозяйку с бурными ласками, а та отбивалась от них кухонным полотенцем; потом пришел водопроводчик; восточные гости приглашали разделить с ними компанию и заодно поглядеть на люстру, которую они только что приобрели. Собака исступленно лаяла на них, и беспрерывно звонил телефон…
Хозяйка, согнав лужу кофе с клеенки в свою чашку, рассеянно прихлебывала из нее. Поймав затравленный взгляд Егорова, она улыбнулась ему беспомощной улыбкой.
— Вот и свет постоянно гаснет, — сказала она. — Вы понимаете, что это значит?
— Нет, — сказал он. — Я не электрик и ничего в этом не понимаю.
— Дело не в этом, — сказала она. — Мы недавно уезжали в Прагу и попросили одного молодого актера пожить тут с собакой. Когда мы вернулись, и он и собака — оба были невменяемы.
— Как вы все это выдерживаете?
— К вечеру еще не то будет. Даже электричество гаснет. Наутро встаешь — хуже, чем с любого похмелья.
— Но при чем тут электричество? — спросил он.
— Все в мире взаимосвязано, — вяло и неопределенно отвечала она. — Давайте еще по кофейку?
Пока он стоял с туркой возле плиты, явилась молодая возбужденная девица и умоляла дать ей сто рублей, потому что в ближайшем магазине выбросили сапоги. Хозяйка, которая постепенно оживала, очень ловко и любезно выпроводила ее за дверь. Но тут же снова раздался звонок, та же девица смиренно попросила три рубля на обед. Получив деньги, она удалилась обиженная.
— Я вижу ее первый раз в жизни, — вздохнула хозяйка.
Егоров очень удивился.
— Это еще что, — засмеялась она. — Тут один подонок, которого я на порог не хотела пускать, изловчился и брал каждую неделю по трешке. Брал и отдавал, брал и отдавал. А потом на студии хвастался близким знакомством с мужем. Я его дальше порога никогда не пускала, потому что он к тому же крал книги.