— Все они депрессанты, — сказала однажды Светланка. — У них редко бывает хорошее настроение. Может быть, они в обиде на природу, которая сыграла с ними дурную шутку. Акселератики.
— А что такое акселерация? — спросил Егоров. — Почему вдруг?
— Существует масса гипотез, — отвечала Светланка, — но я лично считаю, что это реакция человечества на ухудшение условий жизни, загрязнение среды, перенаселение и связанные с этими факторами стрессовые состояния. Человечество должно выжить.
— Не рвать, не щипать, вашу зелень показать, — приставала ко всем девчонка по кличке «Змейка».
Некоторые доставали из карманов, из-за уха, из петлицы травинку или листочек и предъявляли девчонке, другие отмахивались и проходили мимо.
Когда смысл игры дошел до Егорова, он тихонько хохотнул про себя. Он подумал, что неплохо бы ввести игру везде и повсюду. В напряженности и сутолоке городской жизни, когда все устали, нервные и озабоченные, вдруг кто-то спрашивает: «Не рвать, не щипать, вашу зелень показать». Все начинают искать свою зелень, и напряжение разряжается.
Из кустов вылез Зуев.
Егоров удивленно покосился на него и чуть улыбнулся.
— А качели эти вы дельно придумали, — сказал Зуев.
— Надо же что-то делать, — вздохнул Егоров.
— А что, если выкупать лошадь? — предложил Зуев.
— Дело, — согласился Егоров.
— Сейчас? — и он сделал движение встать.
— Подождите, — остановил его Зуев.
К ним приближалось странное шествие. Впереди шла чем-то разгневанная Светланка, а за ней вереница хнычущих малышей.
— Светлана Владимировна… ну Светлана Владимировна!.. — канючили они. — Ну что вам стоит, вы же знаете…
— Не знаю и знать не хочу, — сердито огрызалась Светланка. — Думайте сами. Придумаете, мне расскажете. Мы послушаем и решим, у кого лучше.
— Нет, нам так не интересно… У вас лучше получится…
— Ишь какие хитренькие! Все я да я, а кто мне расскажет? Я ведь тоже люблю послушать.
И Светланка решительно отвернулась от них и направилась было к Егорову.
— Вредюга! — бросил ей вдогонку кто-то из малышей.
— Вредюга?! Кто сказал «вредюга»? Ну кто?
Никто не признавался.
— О чем они толкуют? — спросил Егоров у Зуева.
— А, — усмехнулся тот. — Светланка у нас сказочница, она умеет сказки рассказывать. Но только дойдет до самого интересного — и бросает. Ребята прямо в бешенство приходят, а ей хоть бы что: «Не знаю и все тут, думайте сами».
— Вредюга и есть, — сказал Егоров.
— Да, — согласился Зуев, — с ней лучше не связываться.
Тут к ним подлетела Светланка.
— А ну марш отсюда! — приказала она Зуеву.
Она села на место, которое с подчеркнутой любезностью уступил ей Зуев.
— Прошу вас, присаживайтесь….
Светланка зыркнула на него сердитым взглядом.
— Никуда не уходи, с тобой Таисия Семеновна хотела потолковать, — сказала она.
— Нет, увольте, только не теперь. Я нынче не в форме, — отвечал Зуев, — прошу прощения. — И, раскланявшись, он удалился.
— Шут гороховый, — проворчала Светланка ему вслед. — Совсем от рук отбился.
Зуев обернулся и послал ей воздушный поцелуй.
Светланка вскочила, села, потом снова вскочила и снова села. От возмущения она лишилась дара речи.
А Егорову стало смешно и радостно, он понимал Зуева: дразнить ее было одно удовольствие, — и, наверное, поэтому он сказал:
— А вы сами тоже хороши, зачем вы мучаете малышей?
— Уже наябедничал? — проворчала она.
— Лучше бы не рассказывали совсем, чем так. Раздразните их воображение и бросаете. Это же нечестно.
— Воображение для того и создано, чтобы его раздражать, — отчеканила Светланка. — Иначе оно заснет и больше не проснется.
— А вам не жалко их?
— Я их воспитываю. Это мой метод воспитания, — заявила она. — Пусть не думают, что вообще бывают какие-то концы, жизнь бесконечна.
— Но не произведение искусства… оно должно иметь завязку, развязку там… А так, по-моему, вы им просто треплете нервы.
— А по-моему, я им развиваю воображение. У меня такие методы воспитания, — Светланка вскочила и уставилась на Егорова вредным взглядом. — А у вас и таких нет.
Она была очень разгневана.
И все-таки, глядя ей вслед, Егоров улыбался.
Глядя на Светланку, все всегда и повсюду начинали улыбаться. Уже одним своим видом Светланка радовала людей. Многие в лагере были тайно и явно влюблены в нее. И, надо сказать, она того стоила. Ласковая, щедрая, порывистая — хохот ее был так заразителен, что подхватывал любого, как песчинку. Но она была фантазерка и сумасбродка, и не было предела ее своеволию. Ей нравилось поражать, приручать и оживлять людей.