При всей своей эрудиции он был, по верному определению Светланки, просто занудой. Но он не знал этого, он очень любил себя и недоумевал, почему весь мир не восхищается им.
6
Детей Егоров все еще заметно сторонился. Они повергали его в замешательство. Отдав распоряжения по хозяйству, он спешил на скамейку возле кухни и сидел там рядом с Настей. Они представляли собой довольно колоритную пару. Оба отрешенные, непроницаемые, замкнутые, они выпадали из окружающей их действительности.
Но постепенно стал он из своего укрытия вылезать.
Сначала робко и осторожно подсматривал он за детьми. Потом стал прогуливаться по территории лагеря, исподволь, как бы невзначай, приглядывался да прислушивался. Вдруг, неожиданно для самого себя, остро реагировал на какое-нибудь событие и тут же убегал прочь, будто испугавшись чего-то.
Вот он, в сопровождении Зуева, подошел к беседке, где под руководством Таисии Семеновны дети играли в пословицы.
— Без труда не вынешь и рыбку из пруда! Любишь кататься, люби и саночки возить! — выкрикивали детские голоса. И вдруг: — Что с возу упало, того не вырубишь топором, — сказал кто-то басом.
— Петров, прекрати! — сказала Таисия Семеновна.
— Сапоги надо чистить с вечера, чтобы утром надевать их на свежую голову, — сказал Петров.
Хохот Егорова был такой громкий и неожиданный, что озадачил не только детей, но, в первую очередь, его самого. Смущенный, он поспешил удалиться. Дети глядели ему вслед.
…Группа детей окружила сосну. Трясут ее, швыряют вверх камни. На сосне белочка.
— Зачем вы это делаете? — вмешался Егоров.
— Она же ничья, — выпалил один из малышей.
— Как это ничья?! — воскликнул Егоров.
Дети мгновенно разбежались. А он еще долго не мог успокоиться и все искал подходящий ответ глупому мальчишке.
Дети интересовали его все больше и больше. Особенно раздражали его любопытство «продолговатые», и теперь, прогуливаясь по территории лагеря, он с интересом поглядывал в их сторону.
Как всегда особняком, они разместились на трубе над обрывом и что-то там мастерили. Издали было видно, что в руках у них какие-то тряпки, и можно было подумать, что они шьют или чинят свою одежду. Но и вчера они так же сидели на этой трубе и что-то там сосредоточенно делали. Вот к ним подошел Зуев, они перекинулись репликами, и Зуев тоже присел на трубу.
В последнее время Зуев все больше сближался с этими ребятами и, наверное, поэтому стал такой же замкнутый и отчужденный.
Егорову было неприятно сознавать, что мальчик отдаляется от него. Честно говоря, он не понимал и даже побаивался этих отрешенных парней. Контакта с ним они откровенно избегали, на его реплики и замечания не реагировали и даже на прямые вопросы или просто не отвечали, или переспрашивали с таким идиотски-проникновенным видом, будто Егоров говорил на другом языке. Если он настаивал и повторял вопрос, они озадаченно хмурились и морщились, беспомощно оглядывались по сторонам, будто в ожидании подсказки. Можно было подумать, что он огорошил их какой-то головоломкой.
Уже не раз Егоров с трудом сдерживался, чтобы не гаркнуть на них по-военному, и не раз жалел, что тут не армия и нельзя приказать стоять смирно и отвечать по уставу — коротко и ясно.
Егоров все время забывал, что двоим, самым высоким из них, всего по тринадцать лет, что они и сами озадачены своим внезапным ростом и еще не вполне освоились в своей новой оболочке.
Еще двое верзил были баскетболисты. Эти уже научились ценить свой рост и поэтому взирали на остальных людей свысока.
Был еще там Игорек, шустрый ехидный парнишка, ростом ниже среднего, однако по всем признакам он был среди них главный. Во всяком случае, отвечал за всех обычно он один.
Был еще один толстый, флегматичный бугай, сонный, неуклюжий и мечтательный. Звали его Филипп. Однако эти ребята почему-то относились к нему с особо нежной почтительностью, заботились о нем и оберегали от насмешек.
Теперь еще к ним присоединился Зуев, и Егорову это не нравилось.
Честно говоря, Егоров ничего не имел против этой группировки и опасался, скорей, собственной реакции на них. Он боялся сорваться. Но любопытство взяло верх над осторожностью, и Егоров приблизился к ним с тыла, заглянул через склоненные головы и не поверил своим глазам.