— Поджечь, что ли? — отозвался Егоров.
Инспектор значительно откашлялся. Он не привык к такому с собой обращению. Взгляд его стремительно взлетел вверх, пробежал по проводам, зацепился за лампу, и на лице его появилось торжество, едва прикрытое беспристрастностью.
— Проводку надо менять, — внушительно сказал он. — В деревянных постройках положен изолированный провод системы…
Название системы никто не понял.
— Ну да, как интересно, — рассеянно проворчал Егоров. — Кто бы мог подумать?
— Придется обрезать, — сказал пожарник. — Составим акт…
— Ну что вы, он же не виноват! — затараторила Светланка. — Он же новенький, он только дела принимает! Поговорите лучше с Натаном, он все знает!
— Сначала обрежем, потом поговорим, — солидно отозвался пожарник и пошел прочь.
Таисия Семеновна побежала за ним.
Только уехал пожарник, Таисия Семеновна провела мобилизацию своих физических и духовных сил.
«Это эпидемия, и эпидемия опасная, — решила она. — Запретить эпидемию нельзя. Тут надо действовать с умом».
Таисия Семеновна призвала на помощь весь свой педагогический опыт, она лихорадочно искала решения.
«Клин клином вышибается, — думала она. — Клин — клином, вот именно…»
— Есть! — воскликнула она и решительно направилась в радиорубку.
Лагерь был по-прежнему невменяем. Уже в каком-то тупом исступлении дети продолжали крутить эти проклятые бумажки.
— Любовь — кольцо, а у кольца начала нет и нет конца… — монотонно напевал Игорек.
— Всем! Всем! Всем! — раздался из репродуктора бодрый голос Таисии Семеновны. — Немедленно собираемся на море купаться! Быстро, быстро, все собираемся купаться!
— Купаться? — вяло переспросил кто-то.
— Купаться! — подхватил другой.
Дети понемногу приходили в себя, стряхивали наваждение. Выпрямлялись, разминая затекшие руки и ноги, озирались будто спросонья: «Где это мы? И что с нами?..»
— Купаться! — завопил кто-то. — Купаться!
— Купаться! — подхватили остальные.
Тупая заторможенность сменилась лихорадочным возбуждением. Дети прыгали, визжали, кувыркались, стегались крапивой и дрались.
Таисия Семеновна уже и сама была не рада своей выдумке. Один вид безумия сменился другим, еще более агрессивным и опасным.
С горы бежали сломя голову, налетая друг на друга, валя с ног, хохоча и ликуя. На платформе отбивали чечетку.
— Тише вы, оголтелые, доски старые, провалятся! — хохотала Светланка.
Потом, распевая дурацкую песню про Уверлея, маршировали по горячему размягченному асфальту.
Всю дорогу Светланка крутилась вокруг Егорова.
— Нравитесь вы мне, полковник, — заявила она, — есть в вас что-то глубоководное!
— Ну уж будто бы, — пробормотал он, теряясь под ее пристальным взглядом.
Он никак не мог уловить меру ее серьезности. И то громадное расстояние, что разделяло их во времени, и настораживало и привлекало его. Она не внушала ему доверия, даже не пыталась внушать, оно ей было не нужно, она еще была так сильна, что прекрасно обходилась без него. Трудно было понять ее, она все время путала карты. Все время приходилось опасаться, что вот-вот она запрыгает на одной ножке и завопит благим матом: «Обманули дурака на четыре кулака!» Вот и теперь — что это она опять привязалась?
декламировала Светланка.
Егоров засмеялся и резким осторожным движением (так ловят бабочек) поймал ее за плечо… Вздрогнув, она обратила к нему свое ясное лицо. Он сильно оттолкнул ее от себя — лети, мол…
— Ты думаешь, мир большой? — сказал он. — Я видел его сверху, мне казалось, я держу его на ладони… Навряд ли во всей Вселенной найдется такая уютная планета. Она создана для нас, и мы для нее… И вот большие, всесильные люди методично уничтожают кусочек планеты, крохотный Вьетнам. Они уничтожили там растительность, леса. Впереди и сзади, справа и слева огромные пространства мертвого леса, искалеченной земли — чем не панорама? Панорамы всякие бывают.