Он наскоро оделся и вылез в окно.
— Панику не хочется поднимать, — лихорадочно шептала Таисия Семеновна, — но сами посудите, куда они вдруг собрались?.. Какая ужасная ночь!
Они метались по территории лагеря от одного подозрительного объекта к другому. Таисию Семеновну била нервная дрожь, она лихорадочно куталась в большой плед или в одеяло, которое все время цеплялось за кусты и прочие предметы, и каждый раз воспитательнице казалось, что кто-то схватил ее костлявой рукой, и она всякий раз вскрикивала, шарахалась и хваталась за Егорова.
— Какая жуткая ночь! — то и дело восклицала она. — Кошмарная ночь!
Ночь была самая обыкновенная, и Егоров раздраженно думал, что бедная женщина давно утратила чувство реальности и живет теперь в каком-то фантастическом мире, не умея отличать желаемое от действительного.
Они подошли к обрыву. Им открылось озеро, над которым, как огромный фонарь, повисла яркая луна. По озеру шла легкая рябь, похожая на чешую, и все озеро сверху напоминало громадную живую рыбу. Луна отражалась в рыбе, и две луны глядели друг на друга. Их холодный отраженный свет будто заморозил пейзаж, превратив его в торжественные декорации академической сцены, когда, после поднятия занавеса, зрителям предоставляется время для восхищения.
— Ах! — театральным шепотом произнесла Таисия Семеновна. — Какое великолепие!
— Декорации недурны, — согласился Матвей Петрович. — А вот и участники спектакля.
Внизу под обрывом в холодном жидком серебре плескалось несколько черных фигурок.
— Господи, — сокрушенно прошептала Таисия Семеновна, — даже чудовища не боятся! Отчаянное поколение.
— Нет там никакого чудовища, — вздохнул Егоров и с горькой иронией отметил для себя, что в существование чудовища верит в лагере, пожалуй, одна Таисия Семеновна. Ну а что касается Зуева с его компанией, этим наверняка известна его подлинная природа.
— Разумеется, нет, — миролюбиво согласилась воспитательница. — Скорей всего, их проделки. Только кто им разрешил купаться по ночам?
— Пусть купаются, — буркнул Егоров. — Оставьте их к покое.
— Не могу, не имею морального права, — строго отрезала воспитательница. — Вы тоже должны понять. Этот возраст самый трудный и ответственный. В наших руках не только будущее, но порой сама жизнь детей. Мы отвечаем за них перед обществом и перед собственной совестью. Педагогика — это сложная и тонкая наука, тут одной любви к детям мало, надо еще знать методы, иметь подход к детям. У меня есть книги по педагогике, почитайте на досуге.
Нет, эта Таисия Семеновна была положительно несносна, одним своим тоном она могла довести человека до исступления.
— Макаренко? — машинально спросил Егоров.
— Хотя бы Макаренко, — согласилась она.
— В его колониях дети пользовались свободой. Там все было построено на самоуправлении.
— А случись что, кто будет отвечать за это самоуправление? — подчеркнуто любезно осведомилась воспитательница.
«Какое нелепое архаическое существо, — в сердцах думал Егоров. — Ну что она может дать детям? Только зря треплет им нервы!»
— Подглядывать, выслеживать, подслушивать! Разве это методы? Влезать в душу и копаться там — это называется особым подходом! — внезапно вырвалось у него.
Таисия Семеновна поперхнулась, закашлялась… Последовало долгое томительное молчание. Егоров давно раскаялся в своей грубости и от души пожалел бедную женщину со всеми ее нелепостями и глупостями, тем более что… И он с удивлением отмстил для себя, что раздражает старая воспитательница в основном только взрослых, а дети, как ни странно, относятся к ней вполне терпимо и снисходительно. И если порой разыгрывают ее и даже издеваются над ней втихомолку, то делают это добродушно. А вот что касается его самого, то ему почти не удалось добиться чего-то существенного. В лучшем случае дети уходят от контакта с ним, в худшем — откровенно игнорируют. Словом, везде, всегда и повсюду выдерживают определенную дистанцию. Даже Зуев, интерес которого ему бесспорно удалось возбудить, и тот относится к нему настороженно, а Слава так и вовсе не замечает его. В чем тут дело? Он ехал сюда с самыми благими намерениями, ему казалось, что он будет полезен детям, ведь он так много может им рассказать, так многому научить. А вот поди ж ты…
«Плачет она там втихомолку, что ли?» — в тревоге подумал он.
Таисия Семеновна неподвижно сидела на пенечке. Она с головой закуталась в свое одеяло и выглядела беспомощной, жалкой и никчемной.