— Не волнуйтесь, — попросил Егоров. — Зачем вы так себя растравляете? Все будет хорошо. Ничего страшного не случилось. Не надо так много волноваться!
Таисия Семеновна встрепенулась, и Егоров с удивлением услышал тихий и странный ее смех.
— Да, да, вы правы, и они правы, и все правы, — сказала она. — Я всего лишь нелепая, старая и слабая женщина. Я сама себе порой бываю противна. Но что делать, что прикажете делать, если я так за них боюсь и так от этого страдаю? Ведь они беспомощны перед жизнью.
— Да, разумеется, — подхватил Егоров, — дети ближе к жизни и не так хорошо защищены от нее, как взрослые, но все-таки не надо за них так уж бояться, ведь сил и здоровья в каждом из них больше, чем в нас обоих, вместе взятых. Не надо беречь их от жизни…
— Я понимаю, я все понимаю! — горячо перебила его воспитательница. — Но я так волнуюсь за них, за всех вместе и за каждого в отдельности. Вы знаете, над чем я только что смеялась? Вы не поймете, но я вам расскажу. На днях во время купания я поняла, что ненавижу море, не доверяю ему и боюсь за детей. Когда эти две стихии встречаются, выделяется так много лишней энергии, что мне делается страшно. Ведь одна из них неодушевленная и вполне может принести вред живой, поглотить ее и уничтожить. Нет, я определенно не люблю море, не доверяю ему, а тут, как назло, стоит такая жара. И ваши самолеты я тоже не люблю, ведь они опасны. Я знаю, что говорю глупости, но ничего не могу с собой поделать, это выше моих сил. Я так волнуюсь за них, я буквально чую их спиной: у этого потек нос, а у того порвались сандалии, тот загрустил, а другой затаился — того и гляди выкинет какую-нибудь пакость… Что ждет их впереди?
— Не нужно им наше волнение, — вздохнул Егоров.
— Нет, не говорите! — воскликнула она. — Не говорите мне ничего о бесполезной и вредной любви, такой не бывает. Любая, даже самая абсурдная и нелепая любовь идет человеку на пользу. Детям полезна только любовь, она одна сильнее всех методов и приемов, — во всяком случае, пользы от любви всегда больше, чем вреда… Вот вы упоминали Макаренко, я сама часто прибегаю к его авторитету. Но вы знаете, что я при этом думаю? Макаренко работал в детских колониях, с беспризорниками, с детьми, психически травмированными, оступившимися, порой даже с преступниками, то есть с детьми, изначально обделенными настоящей любовью. При этом я задаю себе вопрос: что надо делать, чтобы ребенок вырос нормальным и здоровым? Ответ один: ребенку нужна здоровая полноценная семья, где он всегда окружен заботой, вниманием и любовью. Там ребенок невольно вырастет нормальным, а если порой и оступится, его тут же подхватят сильные, любящие руки. Выходит, что все методы, системы и подходы нужны для заведомо испорченных детей, то есть запущенных, обделенных любовью. Самый сильный метод — своевременная, полноценная любовь.
— Конечно, я не вполне с вами согласен, — сказал Егоров. — Бывают такие сильные, незаурядные натуры, которые явно нуждаются в профессиональном подходе, а все мамки да няньки с их любовью только портят их и калечат.
— Разумеется, — согласилась Таисия Семеновна. — Но таких детей не так уж много. Ну, Зуев, Игорек, Настя, Слава… И то в нормальных семьях не пришлось бы за них волноваться. А тут… Вы знаете, что мать Зуева находится в психиатрической больнице? Отец хотел забрать мальчика к себе, но тот наотрез отказался покинуть больную мать и теперь живет в интернате и постоянно бегает в больницу. Слава бежал из дома, чтобы отдохнуть от своей семьи, мне Анина много про него рассказала. У Анины нет отца. А у Насти совсем никого нет. Бабушка, которая ее вырастила, умерла этим летом, у, теперь Настя будет жить одна. Что ждет ее впереди? В нашем лагере много неблагополучных семей. Лагерь работников искусств…
Некоторое время они молча наблюдали, как черные фигурки вылезли наконец из озера и, будто немые чертенята, стали прыгать и скакать по залитой лунным светом прибрежной полосе. Видно, они все-таки перекупались и теперь пытались согреться. Один из них курил, и огонек сигареты светлячком плясал в воздухе. Потом ребята исчезли из вида, и было слышно, как они карабкаются по склону, приглушенно хихикая и чертыхаясь.
Таисию Семеновну это зрелище почему-то растрогало, и, когда мальчишки благополучно добрались до верха и скрылись в корпусе, она опять заговорила о своей любви к детям. Как многие старые люди, она не умела вовремя остановиться.
— А вы замечали, что любящие люди всегда выглядят немного комично и нелепо? — говорила она. — Я знаю, что не пользуюсь у них особым почтением, они передразнивают меня, разыгрывают и даже порой издеваются надо мной. Но в трудную минуту они обращаются именно ко мне. Поверьте, они очень часто потом ко мне прибегают. Иначе я давно бы ушла на пенсию. Но я нужна им. Многие из них однажды вдруг обнаруживают, что любви в их жизни явно недостаточно, и они обижаются на жизнь и прибегают ко мне. Потому что они знают, что я люблю их и всегда буду рада им, потому что у меня кроме них никого нет. Я их жду и всегда свободна для них. Они знают это.