И ты еще мечтаешь о славе. Чем ты можешь прославиться? Только разве преступлением, больше нечем!
Зуев слушал, опустив глаза. Ему казалось, он проваливается все глубже и глубже и нет конца этому падению. Нет, большего позора он за собой не помнил! На мгновение он забыл, что перед ним девчонка. Горячая волна ударила в голову, он весь подобрался, будто зверь перед прыжком, он и был таким зверем, жертва была перед ним, и не было ей пощады.
Но тут она заревела. Впервые за много-много лет. Ей казалось, что эти слезы копились в ней годами. И Зуев остолбенел. Отродясь он не видел, чтобы так ревели. Слезы лились ручьем, она даже не пыталась их вытирать и не боролась с ними. Она всхлипывала горячо и одержимо, а потом сразу же раздавался вой и новый поток слез выбрасывался наружу и струился по лицу, отчаянному безнадежно и по-детски безутешному.
Зуев не пытался ее утешать. Нет, это были уже не слезы, это было какое-то стихийное бедствие…
«Тихий час» не был слишком тихим. Было тихо, но тишина эта была настороженной и неверной. Лагерь прикинулся спящим, но какие-то шорохи, звуки, какие-то тени выдавали его. Стукнула где-то рама, скрипнула дверь, прошмыгнула быстрая фигурка, кто-то вскрикнул за погребом, из окна столовой высунулась рука с буханкой хлеба, чьи-то руки подхватили буханку, чьи-то тени перебежками пересекли открытое пространство и притаились за погребом.
— Пора, скоро «мертвый час» кончится, — прошептал голос.
— Еще надо рассчитаться со Славкой, — возразил другой.
— Ты передал ему записку?
— А то как же…
— Чего же он не идет?
— Да вот он…
Осторожно озираясь, Слава приближался к погребу. Возле погреба он огляделся, он явно искал кого-то. Обогнул погреб, вскрикнул, и его не стало.
— Подъем! Подъем! — кричала Таисия Семеновна. После «тихого часа» она была бодрой, деловой, подтянутой. Она объявила войну… матрацам.
— Всем, всем, всем! — кричала она. — Берите свои матрацы и выносите их во двор! Хватит бездельничать, хватит разлагаться! Будете выколачивать свои матрацы! Всем, всем выносить матрацы во двор!
И вот вся территория лагеря покрылась матрацами. Они были развешаны на скамейках, перилах, шведских стенках, поленницах — все было увешано разноцветными полосатыми матрацами, как флагами новых свободных государств. Колотить их было весело.
Некоторые «фехтовальщики» особенно входили в раж, их действия носили уже явно преувеличенный, агрессивный характер.
Мероприятием руководила Таисия Семеновна. Похоже, она чувствовала себя полководцем, который придумал удачный стратегический маневр и теперь зорко следит за его исполнением.
— Снимите немедленно с трибуны! Трибуны не для того предназначены! — кричала она. — Осторожно, вы повалите забор! Попов, ты что делаешь! Разорвешь — будешь спать на полу! Переворачивай! Всем перевернуть свои матрацы! Да что вы, взбесились, что ли?!
Дело принимало опасный оборот, матрацам явно угрожала гибель.
— Попов, немедленно унеси свой матрац в палату!
Тут она обнаружила отсутствие чего-то. Ей словно было слишком просторно и спокойно… Постепенно она сумела выделить это чувство в единицу. Не было Славы и Насти. И правда, куда они подевались? Их не было на полднике. Таисия Семеновна подняла тревогу.
Побежали в палаты. Кровати пропавших стояли нетронутыми.
Таисия Семеновна все больше возбуждалась, ей уже стало казаться, что она их не видела со вчерашнего дня.
Возбуждение ее было на пределе, когда из погреба с визгом выскочила тетя Маша. Некоторое время она не могла сказать ни слова.
— Там кто-то есть! — наконец выпалила она.
На опустевшей площадке остались одни матрацы. Весь лагерь столпился полукольцом у входа в погреб, и кольцо это медленно сжималось.
— А вдруг это шпионы-поджигатели? — прошептал кто-то.
Послали за Егоровым. Тот решительно распахнул дверь погреба.
— А ну, кто в погребе, вылезай! — крикнул он.
Все замерли, прислушиваясь и вглядываясь в темноту погреба.
Как вдруг оттуда, ослепнув на солнечном свету, протянув вперед руки, вышли Слава и Настя…
Лицо Таисии Семеновны окаменело.
Матрацы были отложены. Таисия Семеновна созвала общий слет, род общественного суда. Суд был назначен на утро, а пока она проводила дознание. Вызывались все поодиночке, устраивались очные ставки и перекрестные допросы. Казалось, Таисия Семеновна дожила до своего звездного часа…