— «Человек рождается свободным, — вдохновенно декламировал Зуев. — Он бы оставался свободным до конца дней своих, если бы не ЭТО… (Это? — Зуев споткнулся. — Автор хотел сказать: если бы не эта любовь.) Человек живет свободным, пока не заглатывает эту жирную наживку, — (Да, наживка недурна, — комментировал Зуев, взглянув на Настю), — и потом обречен всю жизнь трепыхаться в аквариуме на длине лески…»
Как долго длилась эта пытка, Слава не знал.
Уж лучше бы его голым провели перед всем лагерем, подумал он и больше уже не думал ничего.
Голова кружилась, тошнота волнами подкатывала к горлу, и высокий звон стоял в ушах. Боясь потерять сознание и свалиться с качелей, он покрепче вцепился в канаты и закрыл глаза.
Когда он пришел в себя, качели стояли. Вокруг не было ни души. И только какое-то маленькое существо, похожее на гнома, тихо брело по тропинке. На гноме были ярко-зеленые широкие штаны, и большой зеленый лист заменял ему шляпу. Лица видно не было, потому что в руках у гнома был листок бумаги, и он низко опустил голову, так что зеленая шляпа и листок бумаги соприкасались друг с другом. Он так увлекся чтением, что налетел на сосну. Внимательно оглядел ее снизу до верху. Сосна была очень большая, и медленный взгляд существа полз по ней довольно долго, пока голова не запрокинулась совсем. Шляпа свалилась с нее и упала на землю. Слава узнал девочку из лагеря, кажется, ее прозвали «Дюймовочкой». Она разглядывала сосну долго и серьезно, будто увидала ее впервые, потом отколупнула от коры кусочек смолы, сунула в рот и направилась к Славе. Слава смотрел, как она приближается, видел ее круглое веснушчатое лицо, и еловую шишку в кармане штанов, и сандалии с отрезанными носами. Когда же она обратилась к нему, он вздрогнул так сильно, что даже девочка испугалась и попятилась. Почему-то ему казалось, что только он видит девочку, а та его видеть не может, но пришел в себя он только от звуков ее голоса.
— Не рвать, не щипать, вашу зелень показать, — сказала она и протянула ему в виде доказательства свою зеленую шляпу.
Он взял шляпу из ее рук, надел ей на голову. Потом увидал лошадь возле забора, подошел, влез на забор, схватил лошадь за гриву, подтянул к себе и довольно ловко для первого раза перескочил с забора на спину лошади. Сидеть на ней было тоже не очень тяжело. Некоторое время он тихо ехал вдоль забора, потом обнял лошадь за шею и вдруг пронзительно завопил и вонзил каблуки в лошадиные бока. Лошадь шарахнулась и понесла его по территории лагеря…
В лагере только что кончился «тихий час» и разморенные жарой и сном дети вяло бродили возле столовой в ожидании полдника. Как вдруг все смешалось, все бросились врассыпную и с громким визгом попрятались кто куда. Территория мигом опустела, а Слава верхом на лошади получил отличную арену действий для своих цирковых выступлений. Можно было подумать, что наездник задался целью сломать себе шею на глазах у многочисленных зрителей. Лошадь шарахалась во все стороны, то останавливалась, то брыкалась, то неслась вскачь. Слава мотался на ее спине, и было удивительно, каким чудом он еще на ней держится.
Егоров с хлебом в руке уже сделал несколько попыток поймать лошадь, но Слава, видимо, препятствовал этим попыткам, потому что как только Егоров приближался к лошади, Слава изо всех сил бил ногой в лошадиный бок, и лошадь шарахалась и уносила седока прочь.
Наконец Егоров влез на трибуну и оттуда начал переговоры.
— Слезай с лошади! — кричал он Славе.
— Не слезу, — был ответ.
— Спросите у него, чего он хочет? — кричала Таисия Семеновна из окна спальни.
— Чего ты добиваешься? — кричал Егоров.
— Пусть Зуев и все остальные просят прощения у Насти, — последовал ответ.
— Настя? Настя? Где Настя? — пронеслось по лагерю.
Насти нигде не оказалось.
— Насти нет нигде! — Кричал Егоров.
— Ищите! — последовал ответ.
И тут случилось непредвиденное. В конце аллеи, что вела к главному корпусу, прямо на пути отчаянного наездника появилась маленькая фигурка в большой зеленой шляпе и с бумагой в руке. Углубленная в чтение, ничего не подозревая, она двигалась как раз по аллее, а лошадь неслась ей навстречу.
Никто не успел ничего понять, как Егоров скатился с трибуны и метнулся наперерез лошади. Лошадь шарахнулась от него, а девочка с письмом в руке, так ничего и не заметив, беспрепятственно приблизилась к главному корпусу, где сразу же попала в жаркие объятия Таисии Семеновны. От неожиданности она заорала. И как ни опасна была ситуация, лагерь разразился громким хохотом. Сбитые с толку этим неожиданным смехом, лошадь и Слава стали как вкопанные, и Егоров успел подлететь к ней и стащить Славу на землю. Слава пытался вырваться, но это ему не удалось. Егоров проволок его в свою комнату и заперся там изнутри. О чем они беседовали, никто не знал. Только через полчаса Егоров снова появился на площадке перед столовой, подошел к Зуеву и стал ему что-то внушать. Зуев что-то ответил, за что получил от Егорова здоровенную затрещину. После чего Зуев развернулся, помчался прочь к воротам лагеря и быстро исчез с поля зрения.