Организацией принудительных работ в лагере занимались производственные отделы, каждый из которых имел определенную специализацию: лесозаготовительный, рыбопромышленный, дорожно-строительный, сельскохозяйственный[27]. В территориальных отделениях они были представлены производственными частями. Каждой части подчинялось несколько командировок соответствующей специализации. Все виды работ были сезонными, и потому заключенные регулярно перебрасывались с одной командировки на другую. Зимой – в лесозаготовительный сезон – большинство из них становилось лесорубами[28]. Лесозаготовительный отдел отвечал за «руководство работой лесозаготовительных частей при отделениях (Лагеря) и отдельных пунктах по осуществлению последними производственных заданий по линии работ лесозаготовительных, сплавных, по выкатке, биржевых, топливо-погрузочных, лесоэкспортных, по обслуживанию рабсилой лесозаводов, по эксплоатации лесозаводов в районах приписных участков и по прочим работам, связанным с вышеперечисленными операциями – как по обязательствам с контрагентами, так и для Управления»[29].
Лесозаготовительный отдел заключал договора с государственными трестами – Желлес и Экспортлес, в ведении которых находились лесозаготовительные дистанции. Северная дистанция включала в себя окрестности Пин-озера, Энг-озера, Чупы, Великого острова; Колвицко-Бабинская дистанция – территории южного берега Кольского полуострова[30]. Заготовленный лес поступал на лесозаводы. Два из них (лесозаводы №№45 и 46) работали на островах Ковдской губы. Оба они были построены в начале века на паях с финскими и шведскими купцами (заводы Бергрена и Стюарта), в 1918 г. были закрыты, а в 1924 г. восстановлены и переоборудованы Желлесом в рамках программы колонизации края[31]. С 1928 г. заводы стали обслуживаться заключенными Соловецкого лагеря. Еще один завод уже в советское время был построен в Кандалакше[32] (Лесозавод № 4).
С территории вырубки бревна вывозились гужевым транспортом к месту их дальнейшей переброски. До лесных бирж при заводах они доставлялись сплавом по рекам, озерам и морю. Также значительная часть леса перевозилась по железной дороге. Одним из важнейших перевалочных пунктов являлась командировка Чупа-пристань, где отдельная железнодорожная ветка была проложена на причал – лесоматериалы здесь перегружали из вагонов на пароходы, одновременно шла выкатка и погрузка сплавного леса. В заметке «Новых Соловков» от 28 июня 1930 г. говорится о колоссальном увеличении объема леса, который планируется отгрузить в этом году по сравнению с прошлым («150 000 брёвен, 250 000 шпал, 100 000 слиперсов и 3 000 русских куб. саженей пропса» вместо всего лишь «7 200 брёвен», отгруженных в 1929 г.!)[33]. Это сравнение лишний раз подтверждает, что именно сезон 1929–30 гг. явился началом небывало интенсивных заготовок леса в регионе, и привлечение лагерного труда здесь имело решающее значение. Командировка Чупа-пристань, существовавшая к тому времени уже, по меньшей мере, два года[34], стремительно расширяется, вокруг нее вырастает серия других командировок: «В связи с предстоящими работами командировка Чупа-пристань будет развёрнута — в ожидании партий новых рабочих строятся бараки — до их окончания раскинуты большие палатки вместимостью по 60 человек (…) В Чупинскую группу входят командировки: Чупа-пристань, 55 квартал, 1015 квартал и Чупа — раб. поезд»[35].
Заключенными осуществлялись все же не все этапы работы: часть из них брал на себя лесозаготовительный трест. Так, в заметке о работах на Северной дистанции сказано, что «Согласно договорам с Желлесом заготовки производятся без вывоза леса»[36]. Кроме завербованных работников Желлеса к вывозу бревен (а иногда, возможно, и к самой вырубке леса) привлекались и крестьяне из местных сел и деревень. Эти работы тоже носили принудительный характер, и за отказ или даже высказанное недовольство крестьянин мог поплатиться переходом в разряд заключенных[37]. По воспоминаниям Ф.А. Трофимова, в конце 1920-х гг. студента Петрозаводского лесотехникума, учащихся регулярно отправляли на авральные работы по выкатке леса, причем работали они бок о бок с заключенными[38]. Но основной рабочей силой, принимавшей на себя большую часть работы – собственно вырубку и первичную обработку леса, во многих случаях вывоз[39], сплав, выкатку[40], погрузку[41] заготовленных бревен – были все же заключенные Соловецкого лагеря.
Положение заключенных
Несмотря на то, что лавинообразный рост числа заключенных был спланирован на административном уровне, сам лагерь совершенно не был к нему готов. Особенно тяжелым оказался, судя по всему, 1929 год, на который пришелся пик поступлений новых арестантов. Кемский пересыльный пункт не имел достаточного резерва жилых помещений; бараки переполнялись сверх всякой меры, и само существование в них было немалым испытанием[42]. Из Кеми людей стремились поскорее отправить к месту работ, чтобы освободить пересылку для новых этапов[43].
К месту работ на командировки Третьего отделения они отправлялись поездом в сопровождении конвоя, а по прибытии на станцию шли к месту назначения пешком. Все командировки были расположены вдоль железной дороги, однако порой до них приходилось идти по 15–20 километров. Преодолеть это расстояние после нескольких дней голода и мук в поездах и на пересылке могли не все. Начальник конвоя, сопровождавший этап в 200 человек от станции Пояконда до командировки Великий остров в ноябре 1929 г., рапортовал потом, что трое изможденных заключенных отстали от группы, двое из них замерзли насмерть. Судя по всему, такой результат при доставке рабочей силы был сочтен лагерной администрацией более чем успешным, так как конвоир не только не был привлечен к ответственности за смерть людей, но и получил премию[44].
Вновь открываемые командировки были в действительности просто местом, указанным лагерной администрацией по согласованию с лесозаготовительным трестом. Первые партии заключенных должны были сами обустраивать пространство будущего лагеря, ночуя до той поры под открытым небом или в шалашах. По их свидетельствам, сначала выстраивался дом для начальства и охраны, затем – здания штрафного изолятора, вышки для надзирателей, потом хозяйственные постройки и в самом конце – жилой барак для заключенных[45]. Жизнь на лесной командировке в описании бывшего сотрудника лагерной охраны предстает такой: «В дремучем карельском лесу, летом окруженные сплошными болотами, а зимой обледенелые и занесённые сугробами снега, стоят два-три барака для заключённых, небольшой деревянный домик для чекистов-надзирателей и, непременное приложение, – «крикушник» (карцер – И. Г.). Бараки сделаны из сырых тонких брёвен, между которыми положена моховая прокладка, и на полметра сидят в земле. Плоская крыша из тонких сырых жердей покрыта еловыми ветвями. Пол земляной. В бараке два яруса нар из тонких жердочек. Зимой от тепла в бараке снег на крыше тает, и заключённых, спящих на верхних нарах, мочат капли воды, протекающие сквозь щели между жердями. В бараке на четыреста-пятьсот человек три-четыре маленьких тусклых окошечка и две небольшие железные печки, которые зимой топятся всю ночь. Никаких столов и приспособлений для сиденья в бараке нет»[46].
28
[28] «Зимой все заключенные СЛОНа работают на лесозаготовках. С наступлением весны, когда рубка деревьев в лесу прекращается, на лесозаготовках остаются только занятые сплавом леса, погрузочно-разгрузочными работами и обделкой древесины на лесопильных заводах. Все остальные с лесозаготовок отправляются на постройку трактов» (
30
Краткие рапорты о работах на этих дистанциях можно найти во всех зимних номерах газеты «Новые Соловки» за 1930 г.
31
Ковдские лесопильные заводы // Кольская энциклопедия (электронный ресурс). URL: http://ke.culture.gov-murman.ru/slovnik/?ELEMENT_ID=95814.
32
Колонизация Карело-Мурманского края // Кольский север. Энциклопедический лексикон (электронный ресурс). URL: http://lexicon.dobrohot.org/index.php/КОЛОНИЗАЦИЯ_КАРЕЛО-МУРМАНСКОГО_КРАЯ
34
По воспоминаниям С. Г. Сахарова (епископа Ковровского Афанасия), он работал сторожем, а затем счетоводом на командировке Чупа-пристань в июне-июле 1928 г. (См.:
37
Такие случаи, судя по сохранившимся протестным заявлениям жителей этого района, были нередки. История крестьянина из Ковды И. В. Гагарина, работавшего на вывозке леса и арестованного за изъявление недовольства властью, была одной из типичных для своего времени (Заявление гражданки Ковдского сельсовета Кандалакшского района П. Н. Гагариной в ЦИК КАССР с просьбой о пересмотре дела ее мужа, арестованного органами ОГПУ // Из истории раскулачивания в Карелии. 1930–31 гг. Документы и материалы. Петрозаводск, 1991 г. С. 40–42. См. также нормативные документы республиканского уровня, оговаривающие привлечение крестьян к принудительным лесозаготовкам: Циркуляр прокуратуры, наркоматов юстиции и внутренних дел Карельской АССР участковым прокурорам, народным судьям и следователям, начальникам РАО о реализации решений ЦИК и СНК республики по привлечению на лесозаготовки кулацких и зажиточных хозяйств (не позднее 7 января 1930 г.) // Там же. С. 14–16; Директива Наркомата юстиции и прокуратуры КАССР участковым помощникам прокурора, народным судьям и следователям, начальникам РАО о применении мер ответственности к кулацким и зажиточным хозяйствам, уклоняющимся от лесозаготовок // Там же. С. 30–31.).
38
«Учась на втором и третьем курсах, мы по два раза в год выезжали на лесозаготовки ликвидировать прорывы: в декабре, когда срывался годовой план, и в марте, когда проваливался традиционно ударный месячник. А в 1929 году, еще до выезда в лес, весь техникум направили в Бабгубу, возле Кеми, на выкатку пиловочника для Кемского лесозавода, так как и это дело оказалось под угрозой срыва. При помощи примитивных воротов, под неутихающим ледяным ветром и дождем, то и дело превращавшимся в снег, поднимали на крутой каменный берег тяжелые бревна и складывали их в штабеля, достигающие иногда высоты трехэтажного дома. Рядом с нами, за колючей проволокой, то же самое делали заключенные…» (
39
В одном из выпусков «Новых Соловков» целая полоса была посвящена теме вывоза леса и того, как с ней справляются на разных лесозаготовительных командировках (Ни одной отстающей командировки по вывозке леса! // Новые Соловки. №4. 28 февраля 1930 г.).
40
О ходе сплавных работ рапортуют регулярные заметки в газете «Новые Соловки» (Отчетная кампания по сдаче самолета «Ответ Соловчан» // Новые Соловки. № 24. 2 июня 1930 г.; Сплав бревен через Черную речку // Там же. №28. 28 июня 1930 г.; Сплав в Кандалакшском районе // Там же. №30. 8 июля 1930 г. и др.)
42
Н. И. Киселев-Громов, работавший в штабе ВОХР, вспоминал о своей работе в Кемперпункте: «В барак заключенных набивают как сельдей в бочки. Два раза я пробовал туда войти и не мог: как только я открывал дверь барака, струя спертого, вонючего воздуха дурманила меня. Кроме того, на 3-х ярусных нарах и на полу барака люди лежали так, что негде было ступить ногою» (
43
М. М. Розанов в своих воспоминаниях писал, что был привезен в мае 1930 г. этапом из ленинградской тюрьмы «Кресты» непосредственно на станцию Лоухи, на дорожно-строительную командировку. Видимо, в некоторых случаях этапы вовсе миновали пересылку, отправляясь сразу к месту работ (См.:
45
«На вновь открываемых командировках приходится спать под открытым небом, у костров. Сами чекисты живут в раскинутых для них палатках, а заключённые тем временем строят для них домик, материал для которого они привозят со станции на себе. Когда домик для надзирателей готов, строится карцер и только потом – барак для заключённых» (