– Командир… Рома был один.
– Понятно. К девкам, значит, гонял?
– К сестре
– Да мне плевать, хоть к маме! Вы на войне или где?! Я тебя за каким хреном командиром отделения поставил, чтобы ты бойцов распускал?! Что с ним случилось?
– У него ножевое ранение в печень.
– ЧТО?! Твою!!!.. Отряд, к БОЮ!!
Недобрые предчувствия оправдались через десять минут: с севера послышался едва различимый гул самолётных моторов.
– БЕГОМ!!! Бегом, быстрее! По ельнику к «бабскому» лагерю!
Только густой кусок елового бора мог как-то спрятать нас от воздушных охотников. Бежали мы вовремя: через две минуты лагерь обработали из пулемётов и закидали бомбами с двух «Хеншелей». Ещё минут пять промедления, и отряд бы уполовинили ударом с воздуха.
Вот только разрывы бомб-полусоток отчётливо слышатся и в стороне бабского лагеря…
Слёзы отчаяния, бессилия и ярости размазываются по лицу и мгновенно кристаллизуются на морозе. Их никто не видит: я вырвался вперёд, яростно работая палками, – люди не должны сомневаться в командире, знать о его слабости.
Но сам с собой я могу быть честен: это моя вина. Моя вина, что немецкий шпион прошёл сквозь посты и убил мальчишку. Моя вина, что расположение обоих лагерей стало известны врагу.
Моя вина, что я не смог организовать людей, не смог проследить за молодёжью. Мишка такой же пацан, тоскующий по родным, – как ему было не отпустить товарища к сестре? Да и не сумел вчерашний комсомолец дистанцироваться от ровесников, поставить себя над ними. Он предпочитает не командовать, а подавать товарищам пример.
…Не знаю, сколько живых осталось в гражданском лагере, но немцы наверняка послали туда карательный отряд. Мы должны спасти уцелевших, мы должны их спасти…
Когда-то давно мой боевой товарищ рассказывал мне, что нет горше чувства, чем осознание того, что ты опоздал. Опоздал совсем на чуть-чуть. Но это чуть-чуть провело необратимую грань между жизнью и смертью.
И самое страшное – это когда понимаешь, что мог спасти людей, до последнего веривших, что ты успеешь, что ты защитишь. Как с этим жить?
Картины другой войны, картины нечеловеческой жестокости, которые я никогда не видел, встают перед глазами. Как же страшно опоздать!
Господи, помоги нам успеть, Господи, помоги!
Я не сразу разглядел среди деревьев большую группу лыжников, облачённых в маскхалаты. Они двигаются не слишком быстро, видимо, из-за отсутствия должной сноровки.
Мы практически выскочили на них, двигающихся колонной по двое. Но зашли с фланга, и фрицы нас пока не заметили.
Успели! Благодарю тебя, Господи!!!
Кровь огромным молотом стучит в висках от быстрого бега, ярости и восторга. Страх опоздать, сжимающий сердце ледяной рукой, наконец-то отступает, его место заполняет пьянящий азарт боя.
Падаю на колени, поднятой вверх рукой приказываю отделению остановиться. Команды, подаваемые знаками руки, – ещё одно наследие «Бранденбурга». Очень полезно, когда не хочешь обнаружить себя раньше времени.
Так же, знаками, приказываю бойцам рассредоточиться и взять цель.
– Achtung!! Alarm!!!
– Огонь!
Противник нас всё-таки заметил. Но мы успели дать первый точный залп прежде, чем немцы залегли. Человек семь фрицев упало, остальные ответили плотным огнём.
В прорезь прицела СВТ-38 ловлю пульсирующие вспышки автоматных очередей. Пистолетами-пулемётами вооружены командиры, они, как правило, грамотно ведут бой. Отличная цель для меткого стрелка.
Полуавтоматическая винтовка позволяет взять точный прицел и отправить в цель несколько пуль подряд, не сбиваясь на перезарядку. Сейчас первый выстрел ушёл с превышением: сказалась суматошная гонка на лыжах. Чуть опустив ствол винтовки, выпускаю ещё две пули; автоматная очередь обрывается. Веер снега, поднятый ударившей справа пулемётной очередью, бьёт в лицо; расчёт мгновенно нащупал меня. Перекатом ухожу от второго трасса, воткнувшегося в первую лёжку.
…Вспышка дикой боли, пронзившей левую руку, на мгновение гасит сознание…
Открываю глаза. От боли жутко мутит.
Пытаюсь сосредоточиться и разглядеть онемевшую руку. В глазах на секунду проясняется. Рана хреновая: оторван кусок бицепса, кровь течёт густым потоком.
Надо перевязать… Нет, сначала откатиться. Пулемётчик достанет.
Заметно ослабевшее тело слушается с трудом. Но два переката я всё-таки сумел сделать.
Чьи-то руки хватают меня за полушубок и тянут назад; сил сопротивляться нет. Вновь сфокусировав зрение, вижу лицо Сашки, одного из бойцов первого отделения.