Мошек действительно было не сыскать. Пробежал, не останавливаясь, сезон прозрачных одежд. А свитеров таких скромных размеров не раздобыть. И сидят по домам мошки и мушки. Пьют сладкий чай у окошка и мечтают о жарком лете. Впрочем, кто успел, тот и доволен. Не всем удалось пробраться в приоткрытую щель форточки или юркнуть в просвет закрывающейся двери в дом. Кто-то остался снаружи и замедляется его дыхание, мёрзнут руки, стынут крылья. И всё ленивее становится летать, всё дремотнее…
– Эй! Ты что, спишь, что ли?
– Не сплю…
– Оно и видно, не расслабляйся, мы ещё не добрались.
– А долго ещё?
– Не знаю. В прошлый раз было недолго.
– А сейчас что?
– Что-что… Сейчас всё иначе, не как в прошлый раз!
– Давай поскорее,а?
– Я вроде и …так-так, посмотрим… Что тут у нас?..
– Тряпка какая-то грязная!
– Гриб это, а не тряпка! Тряпка… Надо же! Следы зубов свидетельствуют о том, что здесь был взрослый… кабан!
– Ха-ха! Ну, ты прямо вылитый Пинкертон!
– Гм. А что такое пинкертон?
– Не что, а кто! И если ты не знаешь, кто он, то откуда тебе известно, что следы зубов принадлежат именно кабану?!
– Знаю. Свети ровнее, не видно же ничего.
– Не командуй. Я и так свечу.
– Плохо светишь! Ты мне затылок греешь!
– Я тебе не светлячок.
– Ха! Это точно.
– Я не вижу выражения твоего лица, но зато отчётливо слышу его.
– Слышишь?! Ты слышишь выражение моего лица?!
– Несомненно.
– Смешно. Уникальное качество, не находишь?
– Ты опять?!!
– Нет, ну, правда! Что ты там такого услышал в выражении моего лица?
– Ты был оскорбительно ироничен.
– Да что я такого страшного сказал-то?
– Ты усомнился!
– В чём? В чём я усомнился?
– В моём желании помочь!
– Да что за глупости?
– Нет, не глупости!
– Они самые и есть. Сперва светил мимо цели, а после принялся обижаться. Ну не с твоей-то прожорливостью себя со светляком сравнивать.
– Это ещё почему? Я что, по-твоему, много ем? Я обжора?
– По-сравнению со светляком – конечно!
– Что?! Ты опять?!
– Перестань обижаться. Ты не обжора. Но светлячки не едят вовсе.
– Так-таки и не едят?!– изумилась муха.
– Так-таки! – ответил уж. И неумеренный в своём желании сделать эффектный жест, кивнул головой, да так, что комок надкушенного гриба отлетел в сторону и увлёк за собой ужа. Муха отправилась было следом, но вспомнила, что умеет не только ходить, тяжело и неохотно взлетела.
– Уп-с! Змея! Гляди! Я тут скребнул лопатой немного, и в руки упала!
– Это уж.
– Да я вижу. Выпустить его на улицу?
– Погибнет. Холодно там.
– Да, ладно. Заползёт в дупло какое-нибудь и проспит до весны.
– Не доползёт. Замёрзнет.
– А если мы его сами до дупла донесём?
– Всё равно замёрзнет!
– Ну, почему?!
– Да потому, что не сможет забраться поглубже. И в лучшем случае – продрогнет насмерть.
– А в худшем?
– А в худшем его , беспомощного, съедят мыши.
– Что ж тогда делать?
– Выхода два. Положить его, откуда взяли, но есть шанс, что он вляпается в цемент, когда будем ставить стенку. А второй – посадить в аквариум и кормить до весны.
– М-да… Кормить. Чем его кормить? Бананами?
– Мелкой рыбой, очень мелкой. Уж слишком мал, рот широко не откроет.
– Рыбой? Мальками?!
– Ну, да. Мальками. Лягушатами ещё можно.
– Нет! Ни за что! Никаких мальков, никаких лягушат.
– Ну, а чем тогда?
– Ничем! Он сюда забрался, чтобы перезимовать. Вот пусть и зимует. Положим в банку, туда бумаги нарежем. Мух туда накидаем. Проснётся среди зимы, мухой перекусит и на боковую до тепла. А там мы его отпустим.
– Наверное, можно и так. Только мух мы где возьмём?
– А вон – ползёт…
– Ну, что, довыпендривался? Сиди теперь в банке всю зиму!
– Мне кажется, или я в банке не один?
– Кажется!
– То-то… Что ты куксишься?
– Ты слышал?! Они запихнули меня к тебе, чтобы ты мной перекусил!
– Да, ладно тебе! Не обижайся. Это даже хорошо, что они не знают что ужи не едят мух! А то б придавили ногой и поминай, как звали!
– Жужей!
– Что?– не понял уж и переспросил,– Что жужжит?
– Да не жужжит ничего! Жужей меня звать!
– Здорово! Тебе идёт.
– А то ж!
Так, переговариваясь вполголоса, уж и муха укладывались спать в складках мягкой бумаги, которой была наполнена банка. Её поставили в дальний угол подвала, на полку. Чтобы свет не разбудил раньше времени последнего ужа и самую нерасторопную муху в округе.
Мы не станем фантазировать о том, что уж и муха заснули, обнявшись. У одной руки слишком коротки, у другого их не было вовсе. Но… для объятий часто довольно лишь одного намерения. Которое зреет в душе. Если она есть, конечно.