Колоритный фактурный папа-армянин говорит своей младшей дочери о том, что камень на берегу моря похож на сердце. «Что?»– Спрашивает девочка и наивно таращит на него свои сумеречные бездонные очи.
Папа, голосом мягче карамели, повторяет свои слова. «Не понимаю»,– вздыхает малышка.
В беседу вмешиваюсь я и произношу то же самое. О том, что этот камень похож на сердце. Девочка радостно соглашается, часто кивает головкой и её кудряшки мелко дрожат, как листья берёзы на сквозняке осени.
Вся семья оборачивается и с удивлением смотрит на меня. Я – белобрысая и голубоглазая, говорю по-русски. Папа – на армянском, так же, как и вся семья.
И да, я не знаю армянского языка, но знаю, как рассказать ребёнку о том, каким может быть сердце.
Юным
Юным проще реагировать на попытки окружающих сблизиться. У них нет ещё грустного опыта предательств. Они распахнуты, они идут навстречу, разверзнув души, в поисках подходящих по размеру, созвучных хрупких хрустальных граней. Но, в силу неопытности, им многое подходит. Кажется, что так.
Рыхлая поверхность сердец, в которой тонет всё сладкое, скользкое, привлекательное внешне и горькое на поверку… У них нет скул, сквозь которые проступают желваки сдержанного гнева, нет солончаков высохших слёз. Ничего нет. Всё забыто в прошлых жизнях.
И,– слава Богу, что так. Иначе, сидели бы они в своих скорлупках и не высовывались.
Только необходимо, чтобы рядом с их красиво растрескавшейся скорлупой был некто, весёлый и стройный. Который подтолкнёт из глубины к поверхности воды,в тот момент, когда жажда вдоха опалит сознание впервые. Который подаст руку в тот самый миг, когда уж, кажется, не на что опереться ступне в красивом и глупом ботинке. И станет рядом в бою, когда иным уже нет до тебя никакого дела. А чуть позже– выбьет из рук сигарету. И даст оплеуху, чтобы до звона в ушах.
Да запомнится он, и как звон колокольный, разбудит души камертон!
гАДости…
Море. Полусогнутый пальчик бухты едва движим в дремоте неразличимого глазу прибоя. Трудно не поддаться соблазну кормления чаек и рыб поутру. Чайки пугливы. Левым плечом вперёд, перебежками, прокрадываются поближе. Выясняют, насколько съедобно то, что им предложено, а после запрокидывают голову и хрипят, полоща горло кусочком неба, подзывают наследников, одновременно отгоняя челядь и соплеменников.
Рыбы намного смелее птиц. Подходят прямо к рукам. Не спеша вчитываются в меню. Степенно вкушают. Те, что покрупнее, хватают большие куски лаваша. По чину! Мелким достаются крошки. Но никто не в обиде. Разломанная в труху лепёшка парит в толще морской воды, как аппетитное облачко. Рыбы сообщают друг другу о фуршете и прибывают, прибывают, прибывают. В телесных пижамах с красно-синими полосочками, в халатах благородного тёмно-синего цвета, малыши в шортиках, а девочки в коротких юбках плавников, едва прикрывающих основание хвоста. Ещё сонные, зевают, волокут махрушки своих полотенец, оставляя едва различимые следы на дне.
Прибрежная гора, остужая ступни в тазике моря, шевелит толстыми желтоватыми пальцами, ероша водоросли. Рыбы, привыкшие к этому, не выказывают недовольства. Как не сердятся они особо и на рыбаков. Им смешны решимость и намерения этих двуногих, в мокрых штанишках. Рыбы аккуратно проплывают мимо их колен, удочек, приманок и лески. И лишь иногда, зазевавшийся некстати карасик, попадается на крючок.
Приятная семейная пара на берегу моря с маленькой собакой. Та только что сходила по-большому и мужчина, симпатичный, загорелый, его даже вполне можно назвать красавчиком, вытер под хвостом собаки салфеткой и, не задумываясь, повесил вымазанный лоскут на куст.
– Что вы делаете? Уберите за собой немедленно!
– Потом,– говорит этот пропорционально сложенный самец человека и уходит, увлекая за собой очкастую самку и маленькую собаку, которой совершенно всё равно,– убрали за ней или нет. Она сделала своё дело и может идти дальше, задорно помахивая своим хвостом. А что сказать относительно её хозяина? Дрянь человек. Только и всего.
О качестве человека также красноречиво свидетельствует манера его взаимоотношений с дверями. Вагона, лифта, подъезда… Придерживаешь дверь, чтобы она не хлопнула, охая и скрипя сочленениями, полозьями и петлями? Прикрываешь её, а не оставляешь распахнутой всем ветрам? Можешь считать себя человеком! А нет,– становись в ряд с вышеописанным индивидуумом, который будет целый месяц после поездки на море рассказывать, как грязно на российском побережье Чёрного моря! Сколько г…АДости! А то, что он сам, и ему подобные, эту грязь и организовали – промолчит.