Каким образом зонтики поменяли окраску, поганчики не поняли. Но второй день, как и обещала бабушка, они провели под сенью, цвета молочного шоколада. Мальчишкам казалось, что они уже старожилы тут, наверху. Тихо хохотали, толкались и даже, пока никто не видел, немного отклонялись от вытоптанной за день площадки.
– Слушай, смотри, как здесь здорово!– говорил один другому.– Давай, останемся тут навсегда, а?
– А как же мама? А бабушка? А папа? Папа тоже расстроится!– не в шутку пугался второй.
– Я бы не советовала вам этого делать,– раздалось где-то рядом. Да так близко, что поганчики испугались оба разом.– Не советую!– услыхали они опять и от страха прижались друг к другу, переставив ножки точно в тоже место, с которого так необдуманно пытались сойти.
Издалека послышался грохот, шумное дыхание и по тропинке мимо них проехала тележка, нагруженная глиной. Человек с тележкой был знаком им по ночному происшествию. Он остановился подле и сокрушенно пробормотал, разглядывая развороченную подле ножек грибов землю:
– Ну, вот и зачем? Зачем портить?! Простоят день-другой, и всё. Зачем укорачивать? Ну, пусть живут, сколько смогут. Губить-то к чему?! – махнул рукой, ухватил тележку и покатил её дальше.
Поганчики ещё теснее прижались друг к другу и стали ждать, когда пройдёт этот день. Мимо них бегали солдатики в красной портупее. Проходил барашек, похожий на облачко с ножками. Он потянулся было к мальчишкам, но увидел их испуганные рожицы, наморщил нос и не стал трогать.
Когда тени стали отдавать предпочтение востоку перед западом, их навестил щенок бабочки. Чёрный, мохнатый. Такой смешной и простодушный. Он несколько раз важно продефилировал мимо, а потом-таки решился, подобрался поближе, скинул капюшон и оказался девчонкой. Она весело рассказывала новости, во все лопатки кокетничала, то и дело поводя карими глазищами в сторону мальчишек. А потом вдруг засобиралась и ушла.
– Мило поболтали ,– сказал один.
– Зачем ушла?– согласился другой,– могла бы и до завтра побыть с нами.
– Слушай, а завтра-то последний день. Третий!
– Угу. Интересно, какого цвета будут зонтики…
А назавтра зонтики стали чернеть. Солнце сушило и жгло их, изгоняя из того мира, в котором нельзя быть только гостем. Мальчишки оглядывались по сторонам, пытаясь наскоро запомнить всё, к чему так скоро привыкли за это время. Голубое небо. Ребёнок трясогузки, который заглядывал в окно домика, что стоял неподалёку и вытягивал шею, как гусь, громко сокрушаясь, что он не камбала и не умеет глядеть двумя глазами в одном направлении. Мальчишки не видели рыб подле, но примерно представляли себе, кто это. Щенок бабочки рассказывал, как маленькие люди скармливали рыбам в пруду взрыв пакеты. И наблюдали после, как тех разрывает на неровные кусочки… Нет! Такое забирать с собой и думать об этом всю жизнь было страшно. Ничего не оставалось, как из последних сил смотреть на небо, чтобы утопить в его голубых волнах дурные воспоминания и предчувствия.
Шляпки грибов съёжились, ножки превратились в чёрные прутики. А через пару часов от них и вовсе ничего не осталось.
Чёрная пчела плотничает на краю скамейки, где отдыхает тот человек, который толкал перед собой гружёную глиной тележку все эти дни. Несмотря на то, что ему приходилось тяжело, он аккуратно объезжал выросшие прямо посреди дороги поганки. Конечно, проще всего было бы проехать по ним колесом, раздавить в труху и не доставлять себе неудобств, не прилагать лишних усилий. Но… совершая добрые дела, усилия никогда не бывают лишними. И кто знает, кто и каким приходит в этот мир. Человек понимал это. Как знал он и о том, что каждый день важен. А у тех парней в забавных шляпках цвета топлёного молока, их было всего-навсего три.
Три длинных коротких дня на земле.
Сосна
Прежде, чем сорвать цветок, поговори с ним.
Вдоль железной дороги бежит большая собака. Толстый у основания и длинный, похожий на крысиный, хвост чуть загибается вверх, как у скорпиона, а кончики ушей болтаются подобно крыльям бабочки. Вверх и вниз. Ей весело от того, что поводок не натягивает ошейник и она может спокойно заниматься своими прямыми обязанностями. Отмечать границы владений и оберегать сына хозяйки, которого она взяла с собой на прогулку. Время от времени собака останавливается и проверяет, чем пахнет ветер. Если ничего подозрительного или опасного не ощущает, то продолжает свой безудержный галоп. Растрачивая накопившееся за ночь утомление, разгоняя скуку мышц, расслабленных постоянным возлежанием на одном месте. Если ты большая собака, в доме не побегаешь, не повеселишься. Только поднимаешься со своей лежанки и уже окажешься помехой.