Прошло полгода. Ворон немного постарел и довольно сильно устал. Ему приходилось охотиться вдвое больше, чтобы прокормить себя и подругу. Поначалу она пыталась есть поменьше, ссылаясь на отсутствие аппетита, но Ворон заметил уловку:
– Прекрати заниматься ерундой. Ешь!
– Но тебе же тяжело. Если я буду мало есть, тебе не надо будет так надрываться.
– Если будешь так безответственно себя вести, то погибнешь! И всё, что я уже сделал для тебя, потеряет смысл. Ты обо мне подумала? Когда я возвращаюсь домой, мне нужно знать, что здесь ждёшь меня ты. Понимаешь?!
– Понимаю,– счастливо вздыхает она и обнимает его своим единственным уцелевшим крылом…
А что же божья коровка? Она так и сидит у окна, да хрустит сушками из мошек, которыми угощает её паук. Каждое утро следит за тем, как Ворон несётся вдоль железнодорожного полотна, обгоняя скорый поезд. В зубах – кусок лесного сыра, очередная зазевавшаяся мышка. Ни жива не мертва. Её хвостик свисает из клюва, поднимается и опадает, переча взмахам жёстких крыл…
– Как безжалостна жизнь.– думает мышь.
– Как жалостлива она.– размышляет божья коровка.
Пока цветёт тюльпан…
Она тонула. Не было сил подать голос, поэтому просто отчаянно гребла к берегу и надеялась, что её заметят. Хоть кто-нибудь. Чёрный плащ сбился на сторону и тянул ко дну, пушистая жёлтая шерстяная шапка намокла и отяжелела, покрылась, словно иглами, слипшимися от воды пучками…
– Ы-ы…– она смогла, наконец, выдавить из себя тяжёлый, как толща воды под ней, звук,– Ы-ы-и…
Пытаясь оттолкнуть от себя липкую как мёд и густую,словно смола, жидкость, она гнала волну, которая оказывалась несоизмеримо мельче приложенных к этому усилий.
–Ы-ы-ы…– облетали розовые лепестки её недолгой жизни, бок о бок с сёстрами: весёлая возня по утрам,совместные заботы… сладкий густой запах весенней травы… Так хотелось закрыть глаза, чтобы не видеть, как вода смывает остатки радости бытия… Но разве это возможно?!
Внезапно она почувствовала под ногами опору. "Не может быть!"– первое, что пришло ей в голову, и она крепко ухватилась за вовремя подставленную руку…
– Здравствуй, малышка! Какая же ты мокрая… Давай я тебя согрею… Ты так отчаянно барахталась… было слышно даже через закрытое окно! Какая же ты храбрая! И мужественная! Я боялась, что не успею добежать… Ты слышала, как я кричала? Нет? Ну, ещё бы… Я бежала и вопила, что есть мочи "Держись!" Давай-ка я высушу твой плащ… и шапочку… Ну, что? Что ты так смотришь?! Испугалась… Давай-ка отойдём подальше от воды…
Я сажаю мокрого насквозь шмеля себе на ладонь,сгоняю воду с его чёрных крыльев, ерошу мизинцем жёлтую шапочку, чтобы поскорее просохла… Согреваю его своим дыханием и укладываю в колыбель жёлто-красного тюльпана, что растёт в самой гуще кроны вечнозелёного дерева семейства кипарисовых.
–Вот, сиди тут, обсушись, успокойся… Живи здесь! И никогда больше не подлетай туда, где много воды… Слышишь?! Никогда!
Третий день шмель наслаждается тишиной и покоем. Днём прогуливается по веткам туи, а перед заходом солнца устраивается в объятиях цветка, льнёт к лилейным!– и счастливо дремлет, пока надвигающаяся темнота запирает на все замки купол бутона… Пока – так… Пока цветёт тюльпан…
Аспостов день… по дороге за сачком
– Ну, ты руку-то отпусти…
– Нет!
– Да я постою рядом, не бойся. Бросай!
– Не-а…
– Посмотри на меня.
– ?
– Ты мне не веришь?
– Верю.
– А что тогда?
– Я себе не доверяю. Сил нет вовсе. Смыло потоками холодной, слишком мокрой воды, что льётся с неба невпопад. Не вовремя.
– Ну, как?.. Вовремя. Осень…
Днём ранее, Он гулял по берегу небольшого озера. Утро, закутанное в серую шаль серебристой предгрозовой дымки куда-то вышло, а день, занявший его место, оказался куда более приятным. Понятным и тёплым. Ему нравилось гулять так просто, без какой-либо определённой цели. Идти вразвалочку, как списанный на берег матрос. Или аккуратно и решительно, нет, скорее – отважно, словно первоклашка, вслед за которым, скрываясь за углами домов, спешит, раскрасневшись, бабушка или сопящий дед с красивой тростью наперевес.
Шаг– топ, шаг-то-по-топ, то-топ, по-топ… по-топ.. Слова и вправду обладают волшебной властью над действительностью, ибо по-топ, охотно отозвался на хлопоты созвучных ему шагов и явился. День же, напротив, ушёл. И досадливо хлопнул дверью, да так, что сквозняком сбило на сторону чуб кроны деревьев, ну и Его заодно смахнуло,– крошкой со стола, прямо в воду.
– Ой!!!
Плавал Он важно. Месил ногами так же, как и ходил: по-топ, по-топ. По… Поверхность воды сперва держалась тонкою плёнкой под ним, а после нескольких замесов не выдержала и сорвалась в крик: