Продолжая держать палец на пятке курка, лейтенант неслышно вошёл в помещение, огляделся и снова засунул ТТ себе за ремень.
Посреди большой комнаты. – прямо напротив двери, за тонкой стеночкой, находилось служебное помещение, окна которого выходили на противоположную сторону, – за широким, обтянутым облезлым зелёным сукном столом сидели четыре немца. Трое – рядовые, один, судя по серебряным витым погончикам, украшавшим походный мундир, – офицер.
Все мёртвые. Их убрали так аккуратно, что ни один немец не свалился со стула. Чердынцев обошёл страшный этот стол, подивился аккуратности, с которой немцы были отправлены в мир иной, качнул головой восхищённо:
– Вот это работа!
Оглядел комнату. На полу валялись бумаги, много бумаг. Обычная канцелярщина – недаром на заставах самые большие комнаты отводили под канцелярии, ведь в журналах приходилось регистрировать всё – и как рыба ловится в тихом «нейтральном» озере, и кто с сопредельной территории приезжал косить камни, и что внушал замбой – заместитель начальника заставы по боевой части нарядам, когда те уходили на охрану границы… И не просто внушал – в журнале ещё оставались соответствующие росчерки фамилий, иногда очень смешные, совершенно детские, расписывались все, кто слушал замбоя.
Надо было посмотреть – вдруг где-нибудь отыщется карта? Карта была очень нужна: Чердынцев эту местность не знал.
Он ногой подгрёб бумаги в одну сторону, в другую, потом погрёб ещё – карт не было. Заглянул в шкаф – пусто, лежат на полке обрывки чистых листов, поверх них стоит блюдце с обколотым краем, и всё.
У всех убитых немцев имелись огнестрельные отверстия. Трое были поражены в грудь, один в голову – пуля аккуратно вошла солдату, наряженному в новенький, с необмявшимися складками мундир, прямо в лоб, вокруг ранки запеклась густая коричневая кровь, выходного отверстия не было: пуля осталась сидеть в черепе.
У офицера в двух местах была просечена грудь. Каска, которую он снял с головы, была за ремешок повешена на спинку стула, всем телом офицер откинулся назад и застыл. Нет, всё-таки удивительно: как все четверо остались сидеть на своих местах, ни один из убитых не свалился на пол? Хотя удар пули часто бывает очень сильным, отбивает человека на несколько шагов, – здесь же ничего похожего… Меткость была снайперская. На ремне у офицера висела фляжка, обтянутая тонкой козлиной кожей. Чердынцев отстегнул фляжку.
Кобура пистолета была расстёгнута, оружия не было – забрали бойцы, которые так лихо уложили этих фрицев. Похоже, тут остался весь экипаж броневика – всё тут легли. Чердынцев вышел на крыльцо, позвал негромко:
– Ломоносов!
Маленький солдат выдвинулся из-за угла и, встав перед лейтенантом, щелкнул каблуками:
– Так точно!
– Не «так точно», а «я»!
– Так точно, это я, товарищ лейтенант!
Чердынцев повёл рукой назад.
– Там четыре немца. Все мёртвые.
– Ай-яй-яй, – запричитал было маленький солдат, но в следующую секунду смолк: а чего причитать-то?
– Пойдём, машину обследуем. Вдруг что-нибудь толковое найдём?
В броневике уже побывали бойцы – пулемёт, грозной жердиной выглядывавший из окна, был раскурочен, затвор выдернут и выброшен неведомо куда, другое оружие, которое явно имелось в броневике – автоматы, например, – исчезло, его забрали наши. Единственное ценное, что нашёл лейтенант, была карта. Правда, карта немецкая, с незнакомыми названиями, но судя по всему, довольно точная, а главное, она обеспечивала знание ближайших ста километров. Ведь двигаться без карты, да по незнакомой местности – штука опасная. Можно легко влетать в какую-нибудь неприятность.
– Товарищ лейтенант, смотрите, чего я нашёл! – раздался крик Ломоносова из глубины броневика.
Он выволок на свет туго набитый ранец, приподнял его за ремень, встряхнул. В ранце что-то глухо звякнуло – сместились прижатые друг к дружке консервные банки.
– Провиант, – одобрительно произнёс Чердынцев, – немецкий НЗ… Молодец, Ломоносов!
– Засунут ранец был далеко – туда, где Макар телят не пас… Но от меня не спрячешь, – хвастливо проговорил маленький боец, – у меня нос – ватерпас!
– Обычно бывает глаз – ватерпас.
– А у меня – нос! – Ломоносов был упрям.
– В лагерях среди заключённых бывают нюхачи, которые носом, извините, определяют, где у кого что спрятано – у кого сгущёнка, а у кого мясные консервы, присланные из дома, и собирают дань…
– У политических, которые сидят по пятьдесят восьмой статье, такого нет, товарищ лейтенант… Не получают они посылок из дома – это положено только уголовникам.