Женщина тянула руки и кричала вслед охрипшим голосом, и сердце Июлии рвалось на части от её жуткого крика…
Глава 4
Мать и дочь
– Может, я с тобой пойду за травами, бабушка? Жарко. Вдруг голова закружится? – девушка подошла к старухе и обняла её за горбатую спину.
– Закружится – сяду, посижу.
– Всегда, сколько помню себя, вместе ходили, а тут вдруг не разрешаешь! – вздохнула Июлия.
Захария строго взглянула на девушку, но, заметив тревогу и искреннюю печаль в её глазах, добавила более ласковым тоном:
– Не волнуйся, Июлия. Ничего со мною в лесу не случится.
Июлия снова грустно вздохнула.
– Не хочется мне одной оставаться, бабушка. Что-то не по себе.
– Не хочется, а надо! – снова недовольно буркнула старуха. – За избой кому-то надобно следить!
Июлия насупилась, сдвинула тёмные брови.
– Скучно и тоскливо будет без тебя, – хмуро сказала она.
– А ты Уголька почаще подзывай, он тебя развлечёт своими песнями-разговорами.
Июлия взглянула на кота и не удержалась, улыбнулась, но лицо её тут же снова стало задумчивым.
– Бабушка Захария, давно хочу тебя спросить, да не знаю, как… – медленно проговорила она. – Почему пьяницу нельзя вылечить травами и наговорами?
Захария положила в корзинку яйца и четверть ржаного каравая. Накрыв содержимое корзины платком, она пристально взглянула на Июлию.
– Травами недуги лечат. А пьянство не недуг. Это человечий выбор.
– И что же, совсем нет надежды на излечение? – спросила девушка.
– Пока пьяница сам не придёт за помощью, нет.
Июлия покачала головой и отвернулась. Захария, поставив на пол свою корзинку, подошла к девушке.
– Ты для чего про пьянство-то выспрашиваешь? Чего выдумала опять?
Июлия отвела глаза, опустила голову и покраснела.
– Ничего не выдумала. Просто интересно стало, – ответила она и снова крепко обняла старуху.
Когда Захария ушла, Июлия достала припрятанный сарафан и аккуратно сложила его обратно в старухин сундук.
– Видишь, Уголёк, ничего с ним не случилось. Как взяла, так и вернула, – сказала она коту и подмигнула, точно он был её сообщником.
Сев на лавку, Июлия стала вспоминать деревенскую вечорку. От увиденных в деревне молодёжных забав у неё остались смутные ощущения. Вихрь задора и праздника сначала поразил её своей безудержностью, накрыл, как сильная речная волна, а потом понёс-понёс и утопил с головой.
Но, несмотря на это, ей хотелось снова оказаться там. Наверняка во второй раз она бы не растерялась и, возможно, даже пошла бы плясать в общий круг. Ей вдруг прямо сейчас захотелось оказаться на поляне, в окружении шумной толпы и чтобы Егор был рядом и смотрел на неё восторженным взглядом.
Июлия поднялась с лавки и принялась крутиться на месте, пытаясь отбивать такт босыми ногами по полу. Выходило у неё неуклюже, но ведь были на поляне и такие, кто плясал ещё хуже, чем она! А потом мысли девушки вернулись к странной женщине с лохматыми волосами и диким взглядом, и она потрясла головой, чтобы отогнать от себя вновь нахлынувшую тревогу.
– Пойдём, Уголёк! Подою козу и налью тебе парного молочка! – позвала Июлия, взяла ведро и вышла на улицу.
Кот послушно спрыгнул с печи на пол и, хрипло мяукнув, пошёл следом за своей молодой хозяйкой.
В те несколько дней пока Захария бродила по лесам в поисках трав, Июлия виделась с Егором лишь раз. Парень собирался на сенокос и приходил повидаться с ней перед разлукой. Нагулявшись по лесу, они долго стояли на солнечной опушке и смотрели друг на друга, боясь пошевелиться и нарушить блаженную тишину. А потом Егор наклонился к лицу Июлии и нежно коснулся губами её губ.
– Чего это ты? – растерянно спросила девушка.
Она никогда раньше не испытывала такого душевного волнения и сердечного трепета. Губы Егора были мягкими, солоноватыми на вкус.
– Это поцелуй, – ответил Егор, – когда девушка мила парню, он всегда целует её.
– Значит, я мила тебе? – улыбнувшись, спросила Июлия.
– Да, мила. Так мила, что сердце замирает, когда вижу тебя, – сказал Егор и добавил: – а если девушка разрешает себя целовать, значит, ей парень тоже мил!