– Когда я нашла тебя в лесу, был тёплый день. Как раз только-только начался июль, а тут такая находка! Ну я, недолго думая, так и стала кликать тебя – Июлька. Пока маленькая бегала, всё была ты у меня Июлькой. А как подросла, да набралась ума-разума, Июлией стала.
Захария улыбнулась уголками губ, но глаза её при этом остались серьёзными, а между кустистыми бровями образовались глубокие складки.
Июлия подняла голову и заглянула в ярко-голубые глаза старухи.
– А теперь скажи мне правду, бабушка. Ты меня украла у моей родной матери? – спокойным, твёрдым голосом спросила она.
Лицо её ничего не выражало, но внутри всё трепетало и тряслось от волнения. Старуха долго смотрела Июлии в лицо, а потом ответила:
– Я не крала тебя у матери. С чего ты так решила?
Июлия вскочила на ноги и принялась ходить взад и вперёд по избушке.
– А с того, что пока тебя не было, в чащу приходила женщина. Она назвалась моей матерью и сказала, что ты отняла меня у неё двадцать лет назад.
Захария смотрела на бледное лицо девушки так, будто видела её впервые. А потом она усмехнулась ехидно.
– Наталья приходила в этот раз одна или, как обычно, в компании бутылки? – спросила она.
– Так, значит, это правда? Ты знаешь мою мать и не рассказала мне о ней?
– А что о ней рассказывать? Вместо того, чтобы тебя, недоношенную, слабую, выхаживать, она принесла тебя в лес и оставила тут помирать.
– Но потом же она хотела вернуть меня, да ты меня ей не отдала!
– Тебя надо было выхаживать, Июлия. Пойми, ты была очень слаба. А Наталье уже тогда важнее была бутылка.
В глазах Захарии мелькнули злые огни, и у Июлии всё внутри оборвалось, рухнуло вниз. Перед ней стояла дряхлая старуха, которую она двадцать лет звала бабушкой. Она считала её доброй и заботливой, верила ей, слушалась её. Но что на самом деле скрывал пристальный взгляд старухи? Зачем она на самом деле забрала её у матери? Может, права Наталья и старуха хочет сделать её своей преемницей?
Июлии вдруг стало тяжело, будто что-то большое и тяжёлое придавило её сверху. Она обвела взглядом избушку, и то, что раньше казалось ей родным, привычным, знакомым, теперь стало чужим, обрело совсем иной смысл. Травы Захарии показались ей колдовскими, развешенные по избушке кости животных из оберегов превратились в ведьмины обереги. На большую печь Июлия боялась даже взглянуть. В ушах её звучали страшные слова о том, что Захария крадёт младенцев и печёт их в своей печи. А потом…
Июлия вновь взглянула на белеющие в углах избушки кости. Может, это не обереги вовсе? Может, это и есть останки убитых ею детей? Перед глазами девушки, точно яркая вспышка, пронеслось жуткое воспоминание: она, маленькая, ещё совсем несмышлёная, сидит за столом, болтает босыми ногами и наблюдает, как Захария месит тесто. А потом, завернув в тесто кричащего младенца, старуха кладёт его в печь со словами «Пекись, пекись, да не перепекись!» Раньше она думала, что это ей приснилось, потому что больше ничего не помнила, но теперь поняла, что всё это происходило на самом деле, всё было наяву. Захария действительно печёт детей. Почему же тогда она пощадила её, Июлию?
– Скажи, Захария, ты и вправду детей в печи печёшь? Мне прямо сейчас вспомнился один момент: в нашей избушке как-то был младенец, и ты…
– Правда! – громко перебила её старуха. – Правда пеку!
В это время чёрный кот спрыгнул с печи и громко мяукнул. Июлия вздрогнула, посмотрела на Захарию: та сидела на лавке, склонив голову набок. Взгляд её был темно-синим, сильным, суровым и безжалостным, и Июлия испугалась. В приступе какого-то необъяснимого страха, похожего на удушье, она подскочила к двери и распахнула её. Дождь, отчаянно стучащий по крыльцу, косыми каплями залетал в избушку, оставляя мокрые следы на полу.
– Уходишь? – спокойно и тихо спросила Захария, глядя не то на Июлию, не то на дождь, который лил за её спиной.
Июлии показалось, что это старуха сжимает её горло, не даёт дышать, хотя на самом деле та сидела на лавке и не шевелилась, только смотрела на неё, не моргая, своими синими глазами.
– А что мне ещё остается? – всхлипнула Июлия. – Ты, оказывается, Баба Яга! Ты опутала меня своим обманом, словно паук паутиной. Я не смогу жить здесь так, как раньше.
Старуха кивнула и махнула ей на прощание рукой. Июлия испугалась, подумав, что сейчас она сделает что-нибудь, как-то остановит её: заколдует, привяжет, убьёт, съест. Она выскочила на улицу, точно бешеная, чувствуя, как холодные потоки воды тут же промочили насквозь её лёгкое платье. Не разбирая дороги, Июлия побежала в лес, желая лишь одного – как можно скорее скрыться подальше от избушки Бабы Яги.