Двадцать раз земля надевала и снимала белую паницу, сильные старились, а слабые умирали, но никто не слышал голоса хозяина Синей пещеры. Большой шаман молчал. Когда-то и он пытался противиться воле богов, но не дело мудрого останавливать ветер. Что он мог сделать? Племенные вожди перестали быть воинами, старейшины не думали о своем роде. Люди давно привыкли к голоду и болезням. Они знали: так жили их отцы и так будут жить дети, бродя по темным сырым лесам, как худые тени умерших. Только в легендах да в песнях старики рассказывали о счастливых и храбрых предках, которые жили в степях, ели каждый день мясо и пили горячую кровь белых лошадей.
Когда приходили на родную землю чужие люди или умирал вождь одного из шести племен, Большой шаман зажигал жертвенный костер. Люди уныло качались над ним, бросали в огонь куски жирного мяса и просили:
Так было всегда. Но в это утро люди пришли не к Великому Нуми-Торуму, и пришли с радостью.
— Пайся! Пайся! — весело здоровались они с Большим шаманом, окружив его.
Шаман удивился, но промолчал. Сколько раз земля надевала и снимала белую паницу, сильные на его глазах старились, слабые умирали, менялись вожди мансийских племен, приходили и уходили чужие люди, но болезни и голод оставались с его народом.
Мужчины вытолкнули вперед двух молодых охотников:
— Они видели! Они слышали…
Большой шаман поднял руку: пусть говорит молодой охотник. Один из охотников сел на каменный пол пещеры и заговорил:
— К тебе идут два воина. Один богатырь, он ведет с собой белого коня. Они в кожаных рубахах, у них черные волосы, как у нас.
— Скажи! Скажи! — кричали мужчины молодому охотнику.
— Мы видели их, когда гнали зверя. Они шли легко, как молодые олени. Они говорили понятными словами и вспоминали хозяина Синей пещеры…
Молодой охотник кончил рассказ. Большой шаман поднялся с каменного стула и начал разжигать жертвенный костер. Он вспомнил далекое детство, когда был ростом не выше болотной травы. Отец рассказывал ему о племени всадников, о гордом и сильном народе, который остался на краю степи. Если бы старый шаман был моложе и глупее, рассказ молодых охотников мог сделать его счастливым. Он увидит сегодня братьев по крови, сильных, гордых, неукротимых, как огонь, непохожих на его бедный больной народ. Но старое сердце, уставшее от горя, не верит радостям.
Большой шаман разжег жертвенный костер и сел на свой каменный стул. Остальные расселись вокруг разгорающегося огня и притихли. Они могли сидеть так долго, пока не придут в пещеру два незнакомых воина, у которых черные волосы и которые говорят понятными, родными словами. О чем думают они, о чем будут думать их дети, сидя вот так, в полусне, перед огнем жертвенного костра или чувала? Как не любил Большой шаман их такими — притихшими, маленькими, будто неживыми!
Вечером в пещеру вошли два больших воина в длинных кожаных рубахах. На широких поясах висели у них мечи, за спиной чернели хвосты стрел. Воины остановились у входа. Большой шаман ждал, пока глаза их привыкнут к мраку, а уши — к глухой тишине.
— Пайся! — поздоровались воины и пошли к костру.
— Пайся, пайся, — ответили им манси-охотники и уползли в темноту, освободив место перед хозяином Синей пещеры.
— Нас послал вождь и народ. — Так начал говорить богатырь. — Мы пришли к тебе как братья по крови за помощью. Скажи нам мудрое слово и спаси племя всадников.
Большой шаман глядел на послов и покачивал головой.
— Мы жили на краю степи, — продолжал богатырь. — Пасли коней и скот, охотились и сеяли ячмень. Наши женщины пели песни, а дети смеялись. Мы были богатыми и сильными и враги знали это. Они захотели отнять у нас скот, серебро и песни, сделать нас данниками. Мы встречали врагов тучами стрел, защищали высокий город вождя острыми мечами и кипящей смолой. Но они приходили на нашу землю снова и снова, неустанные и упрямые, как волны Великой Голубой реки. В частых сражениях гибли наши воины, умирали дети, не успевшие вырасти, и слабели от горя женщины. Когда осталось в племени сорок воинов, вождь Кардаш послал нас к тебе. Скажи мудрое слово, спаси племя всадников!
Большой шаман радовался и скорбел, слушая послов. Слова послов согрели радостью и гордостью его старое сердце. Они были для него живой славой предков. Он искал для братьев в согретом сердце мудрое слово и не находил его…
Послы ждали ответа.