А наяву все было не лучше, чем в снах. Когда в один не прекрасный день вернулся Рон, все усложнилось в тысячу раз. Уничтожение крестража в медальоне принесло некоторое облегчение. Временное. Рон опять бесконечно гипнотизировал проклятое колдорадио, и мерный голос диктора, зачитывающего имена пропавших без вести, доводил Гермиону до белого каления. К тому же Рон, освоивший все-таки пару бытовых заклинаний, решил, что абсолютно все должно идти по-прежнему, и на голубом глазу предложил Гермионе возобновить общение в постели. На что Гермиона, сдержав желание проклясть его чем-нибудь неприятным, посоветовала ему отправиться с такими лестными предложениями к Лаванде Браун или еще куда подальше. Рон приуныл, но настаивать особо не стал. Принялся восстанавливать дружбу с Гарри. Тот общался с ним вроде бы по-прежнему, но чувствовалось, что былая теплота и доверие ушли безвозвратно.
Такой эмоциональный настрой команды не мог не обернуться большими проблемами. При очередной смене места дислокации Гермиона, задумавшись о чем-то, аппарировала их в печально известный им всем Королевский лес Дин. То есть для мальчишек он был печально известным, а воспоминания Гермионы были наполнены теплотой — здесь она бывала с родителями, в детстве. И надеждой — здесь она встретила человека, который все не шел у нее из головы. А ведь это было почти полгода назад.
Шарфика на дереве не оказалось. Сердце Гермионы было готово выпрыгнуть из груди от счастья. И ведь почти выпрыгнуло, когда такой знакомый голос произнес:
— Привет, красавица.
Егерь стоял у сосны. На шее красовался тот самый шарфик. Егерь трогал его, перебирал пальцами шелковистую ткань.
Гермиона заставила себя убегать. Но следила, чтобы не бежать слишком быстро. А то этот не догонит, переживала она. Она слышала, как он с некоторой ленцой в голосе отдал команду:
— Ну, и что мы стоим? Поймать их!
Гонка по лесу закончилась предсказуемо. Егеря поймали добычу. Гермиону держал сзади за локти какой-то нахал. Он нагло терся о ее поясницу своим однозначным интересом. Гермиона в бешенстве пыталась от него отстраниться, но нахал был сильнее. Гермиона, сама не зная почему, крикнула:
— Рон!
Ну, а что ей надо было кричать? Тем более, что она увилела как егеря связали Уизли и пару раз съездили ему кулаком по морде. Гермиона в целом одобряла такие действия, но не могла же она открыто выражать свои чувства. Гарри бы не понял.
Вдруг Гермиона услышала волшебный голос:
— Твоему дружку будет еще хуже, если он не научится себя вести!
Мерлин. Он шел к ней! Гермиона вырывалась из цепких рук нахала и не слышала, что скомандовал герой ее снов егерям, которые скрутили Рона. Безымянный егерь приблизился к Гермионе.
— А тебя? Солнышко… Ну-ну-ну… Как тебя зовут? — спросил он обманчиво нежно.
— Пенелопа Клируотер. Полукровка.
Голос Гермионы дрожал. Егерь наклонился к ней. Долго смотрел на ее грудь. Взял прядь ее волос, вдохнул их запах. На миг прикрыл глаза.
— Ты пахнешь ванилью, — проговорил он.
В этот момент нервы Гермионы не выдержали. Она резко откинула голову назад и затылком ударила нахала прямо в нос, одновременно с силой наступая ему на ногу. От неожиданности тот отпустил руки. Гермиона, разворачиваясь, локтем ударила его в солнечное сплетение, а когда тот сложился пополам, то получил еще коленом по распоясавшемуся интересу пониже пояса, и потом по шее. Все, как папа когда-то учил.
Безымянный егерь, отступив на шаг, наблюдал за этим эпичным действом. Глаза у него стали размером с блюдца. Он пробормотал:
— Ты будешь моей любимицей… — но как-то неуверенно.
Гермиона же была уверена на сто процентов. Она сделала шаг к мужчине, о котором мечтала столько времени. Правая рука скользнула по воротнику его пальто, левая, наконец-то, дотронулась до волос и этой невозможной кроваво-красной пряди, которая стояла у нее перед глазами с того самого дня в этом самом лесу. Глаза Гермионы пристально вглядывались в его лицо, отмечая и расширившиеся зрачки, и нервно дрожащие ноздри… Больше ничего отметить Гермиона не успела, потому что губы их встретились. И весь мир перестал бы существовать. Но. Егеря окликнули:
— Эй, Скабиор. Глянь-ка, что тут у нас!
Скабиор, значит.
Скабиор не торопясь, с явным сожалением, прервал поцелуй. Вытащил из рукава волшебную палочку. Послал в ту сторону, откуда окликнули, Петрификус Тоталус. Несколько раз. Чтобы на всех хватило. Ох, и влетит же потом от Фенрира. Но это будет потом. А сейчас. Эти глаза напротив. Чайного цвета. Этот волнующий запах. Что это, что это вообще такое? Напои меня водой своей любви, Пенелопа Клируотер.
Они едва отошли за кусты. Но листьев на тех кустах было мало, в соответствии со временем года. И свидетелями последующих событий стали все присутствующие — и егеря, и пленные. Те, кто смотрел в сторону Скабиора и Гермионы в момент прилета Петрификусов Тоталусов, а это были почти все, получили больше визуальных впечатлений, чем те, кто лежал связанный на земле. Но сопутствующие звуки слышали все. Петрификус Тоталус не дает закрыть глаза, не дает пошевелиться, отвернуться, вообще совсем ничего не может двинуться, пока человек находится под воздействием этого заклинания. А оно у Скабиора получилось очень сильным, еще бы, на таком эмоциональном подъеме-то.
Когда Скабиор и Гермиона утолили первую жажду общения и лежали, обнявшись, на расстеленном в кустах многострадальном кожаном пальто, рядом с ними раздался некий звук, отдаленно напоминающий деликатное покашливание. В исполнении оборотня под два метра ростом это звучало как автомобильный двигатель, подумала Гермиона.
— Я, конечно, все понимаю, Скабиор… — проговорил Фенрир. Он насмешливо смотрел на своего подчиненного. Ах, молодость, молодость. Фенрир обладал острым чутьем, и мгновенно все понял, как только увидел эту девчонку и услышал запах, исходящий от нее. Запахом этих проклятых духов провонял весь лагерь. Да если бы только духов.
С того дня, как Скабиор нацепил на шею этот самый шарфик, покой потеряли все. В бордель бегали теперь чаще, чем в лесную чащу за грязнокровками, даже те личности, что слыли тихонями и ни в чем этаком замечены не были. Моральные устои, и так державшиеся на честном слове, а точнее, на железной воле вожака, пошатнулись и упали. Хоть и до этого стояли весьма невысоко. Даже самому Фенриру пару раз приснились интереснейшие сны с неизвестной красоткой в главной роли. После чего Скабиор был спроважен дежурить по кухне. Навечно! Но через пару дней пришлось его вернуть на прежнюю должность правой руки Фенрира. Скабиор был толковым парнем, и остальные шавки без него распустились. Некому стало организовывать группы по отлову грязнокровок. И уж тем более некому стало ходить в Министерство Магии сдавать живой товар и получать честно заработанные деньги. А Фенрир просто не успевал следить за всем, что происходит в стае. То Волдеморт заковыристое задание придумает, то в Лютном дела-делишки появляются, новые да старые. Скабиору Фенрир доверял. Знал, что не предаст.
И вот теперь. Авторитет вожака оказался под угрозой. Скабиор посмел поставить собственные хотелки выше интересов стаи. Ведь, занятые просмотром его увлекательных упражнений с горячей девчонкой, о том, что вместе с девчонкой были пойманы двое подозрительных парней, казалось, все забыли. Фенрир, хоть и быстро избавился от чар окаменения, — он вообще был мало восприимчив к чарам — досмотрел все представление до конца, и только потом подошел поинтересоваться, что за нафиг тут, собственно, происходит.