Сплюнув, темный усмехнулся.
— Смотри-ка, а быстро ты очухалась, ведьма. Всегда с вами приходиться возиться, вечно лезете на рожон.
— А ты думал, я буду спокойно стоять и смотреть, как ты губишь моего сына, демон?
— Раз так резко поумнела, то тебе должны были объяснить, что притязания мои законны. Зарок должен быть уплачен. Или ты намерена его оспорить?
Я сделала вид, что задумалась и в этот момент родовая магия выплеснулась из меня, окутала зашипевшего демона и сжала его в тиски.
Не знаю, как объяснить свои ощущения. Еще несколько дней назад я знать не знала ни о какой магии, силе рода, демонах и других созданиях. А сейчас я видела как эта самая сила схватила темного, потом насильно разжала челюсти Игнатова и стала вливаться внутрь мощным светлым потоком.
При этом я слабела, с каждой минутой я теряла силы и не могла предположить, получится у меня справиться с врагом или я не выдержу и упаду в беспамятстве. Я уже держалась из последних сил.
Наконец, демон захрипел, задергался и черной дымкой стал выходить, по другому и не скажешь, из Игнатова. Мужчина упал, а тьма рассеялась, попытавшись напоследок добраться до Тиши, но наткнулась на невидимый барьер, лес не пустил его.
Я увидела все это в последний момент, перед тем как потерять сознание. Только и успела подумать про сына и Матвея и провалилась в небытие.
Солнечные лучи сильно мешали спать, я повернулась на другой бок, завернулась в легкое одеяло и тут же открыла глаза, резко все вспомнив, привстала и опасливо оглянулась по сторонам.
Какое-то дежавю, честное слово. Я была в мансардной гостевой спальне, на втором этаже сескутовской усадьбы. В широкие окна террасы светило яркое солнце, от страшной грозы не осталось и следа, небо было кристально чистое, в открытую форточку дул легкий ветерок. А напротив окна, у стены, стояла Алевтина, она мягко улыбнулась мне.
— Тиша, где он?
Аля выставила вперед руку в успокаивающем жесте и прошелестела.
— Он внизу и прекрасно себя чувствует. В отличие от тебя. Вчера ты потратила слишком много сил. Теперь долго будешь восстанавливаться.
Я привстала, вопросительно приподняла брови.
— Что ты имеешь в виду?
Родственница пролеветировала в кровати и присела на самый край, взглянула пристально.
— Ты ведь понимаешь, что проблема не решена. С этим демоном мы справились, но придет другой, и третий и так до тех пор, пока долг не будет отдан.
Я села в кровати, обхватила себя руками в защитном жесте.
— Что же делать? Неужели выхода нет?
В раздумье, Аля посмотрела в окно, потом снова повернулась ко мне.
— Цвет Жизни.
— И что это значит?
— Это древняя легенда… об особом цветке, что растет в самом сердце Великого Леса и способен силой своей отменить любое темное проклятье.
Я засомневалась.
— Цветок? Серьезно? Но ведь я правильно услышала, что вы спасли своего сына, тогда, столетие назад. Как вы это сделали?
Алевтина резко отвернулась и глухо произнесла.
— Это тебе не подойдет, это был только мой выбор…
Я видела, что ей было тяжело говорить об этом и не стала настаивать. Но волновало кое-что еще.
— А как мы с Тишей оказались дома?
Аля повернулась и глаза ее хитро заблестели.
— Так на руках тебя принесли. Хорошо соседи в домах попрятались, а то стыдоба-то какая… чужой мужик нес! Эх, коли б в мое время такое случилось, жениться бы заставили.
Я с недоумением посмотрела на веселящуюся родственницу.
— Это какой мужик?
— Скоро узнаешь. А пока, учиться надо тебе. Сегодня отдыхай, а завтра начнем.
Я молча кивнула, соглашаясь. Алевтина тут же испарилась. Вот интересно, как она вообще существует в этом своем состоянии? Ладно, все потом.
Приведя себя в порядок, я буквально скатилась по винтовой лестнице вниз и замерла, как на стену налетела — на кухне слышались голоса, взрослый и детский, а еще звучал смех и свистел закипевший чайник.
Я дернула дверь на себя и с удивлением обнаружила Марью Никитичну, пекущую блины на ба Асиной сковороде, а Тиша, живой и здоровый, складывал готовые блинчики в треугольники и выкладывал их красиво на большом круглом блюде.
Но самое главное, он говорил с соседкой, я своим приходом прервала его веселый рассказ о том, как он с мамой ходил к реке и как нам было здорово. Я опустилась перед сыном на колени и крепко обняла, так что он вскоре недовольно завозился и я нехотя его отпустила.
Заглянула в любимые золотисто-карие глаза.