Отец вздохнул, пожал плечами.
«Даже не знаю, сколько мы ему должны»,— понял Кумоха.
Кумоха закряхтел огорченно: сыну отца наставлять не положено, но как же это своих долгов не знать? Ведь обведет должников богатый хозяин вокруг пальца, обязательно обведет!
Понял Кумоха, что выход один остается: идти в работники к Тайпо. Сделать так, как сказал богатый хозяин. Три года? Там видно будет… Время ведь и не по годам можно считать, а по делам.
— Ладно, - ударив себя веником, сказал Кумоха.— Завтра пойду к Тайпо…
Бежали в лесу тропки и стежки, вились, змеились, сходились и расходились. Чем к селу ближе, тем их больше, тем они приметнее среди палой листвы. Наконец, как нитки сплетаются в веревку, сплелись они все вместе, стали дорожкой, а та слилась с другими и обратилась в дорогу.
Дорога лесная вся в узлах корней, в хребтинах — из земли, как ребра большого зверя, корни лезут. По краям дорога изъедена, будто ее по ночам дикие звери грызут. Но все-таки дорога! Значит, и село близко!
А в селе самый большой двор и самый большой дом у Тайпо.
Возле церкви богатый хозяин построился. Хитро дом стоит: издали если смотреть, то крест словно в крышу Тайпо воткнут.
Постройки во дворе богача приземистые, коренастые, как сам Тайпо. Амбар, зерном набитый, словно брюхо обжоры, вперед торчит. Забор крепкий, бревенчатый. Ворота сразу не откроешь: сначала одну створку отвести надо, потом вторую— уж очень тяжелы.
Кумоха стучать в ворота не стал, ухватился за гребень забора да и перемахнул через него.
Собака, что на цепи сидела, так ему удивилась, что даже не тявкнула. А сам Танпо посреди двора стоял, трубку курил, даже и не вздрогнул, словно ждал Кумоху. Только борода ходуном заходила и в глазах рыжие костры от радости заполыхали.
— Отец…— глубоко затянулся Тайпо и словно вместе с дымом выдохнул слово,— прислал?
Кумоха кивнул.
Богатый хозяин вперед пошел, Кумохе, как исправному работнику, положено следом шагать.
Подошли к сараю. Наверху сеновал. Тайно трубкой показал на сено.
— Тепло,— сказал Тайпо.
Кумоха понял: пока еще тепло, можно спать здесь.
Опять кивнул согласно и забросил свою тощую котомку на сено.
Из дома вышел лежебока Юсси. Его безоблачные голубые глаза с интересом уставились на Кумоху. Парни были ровесниками и встречались не один раз, но Юсси каждый раз рассматривал Кумоху так, словно впервые его видел.
Рослый, широкоплечий Кумоха казался вдвое больше плотненького, узкоплечего, уже слегка пополневшего Юсси. Когда Юсси подошел к Кумохе вплотную, то оказалось, что соломенно-золотистая борода Кумохи достает Юсси до затылка.
— Сын,— сказал Тайпо, кивнув на Юсси.
— Знаю! — Кумоха похлопал Юсси по плечу.— Здравствуй!
Лежебоку это рассердило: его, хозяйского сына, по плечу, как ровню, бьет работник!
Он отошел на шаг от Кумохи, оглядел его.
— Этот чурбан будет нашим работником? — спросил Юсси отца.
Тайпо кивнул.
Кумоха огляделся по сторонам.
— Чего смотришь? — усмехнулся Юсси.
— Где, какой чурбан? — Кумоха недоуменно посмотрел на Юсси.
— Чурбан — это ты! — радостно засмеялся Юсси.
Кумоха молча и неторопливо схватил Юсси за плечи так,
что тот рукой шевельнуть не мог. Потом, шумно вздохнув, метнул лежебоку, как бревно, прямо на сеновал.
Юсси что-то пискнул на лету и уткнулся головой в сено.
Тайпо испугался, даже заговорил быстро, без обычных пауз между словами, борода заметалась туда-сюда:
— А ежели бы ты не в сено, а в жернов попал?
— Да, пожалуй, жернов мог бы разбиться,— задумчиво промолвил Кумоха, и в глазах его сверкнули веселые искры.— Но я точно метил — в сено. Оно мягче.
Юсси вылез из сена, отплевываясь и чихая, спустился по лестнице вниз. Он долго вытаскивал сухие травинки изо рта, ушей, носа, бороды и усов.
Тайпо успокоился, невозмутимо продолжал курить трубку.
— Будешь знать разницу между чурбаном и лесорубом,— сказал Кумоха.
— Чхи… кхе… хе…— отозвался Юсси.
— Будет,— за сына ответил богатый хозяин—Теперь будет.
Юсси беззлобно погрозил кулаком Кумохе и поплелся к дому.
— Обиделся почему-то! — удивился Кумоха и засмеялся так громко, что собака на цепи вздрогнула и залаяла.
— Молодой еще,— кивнул вслед сыну Тайпо.— При доме держу.
— Пусть на работе в лесу помучается, человеком станет,— сказал Кумоха.