Как только Эми вышла из-за стола, я принял решение. Когда идет разговор между двумя людьми, существует опасность, что ваш собеседник станет внимательно слушать и принимать всерьез то, что вы говорите. Риск такого рода отсутствует, когда собираются больше двух человек.
Так что я отказался от мысли переговорить с Ником попозже и в сторонке; налив себе еще кофе, я обратился к нему – в большей степени к нему, чем к остальным, – сказав как бы между прочим:
– Знаешь, я тут думал, и мне показалось, что вроде бы… что-то странное произошло в тот момент, как умер наш старик.
– Странное в каком смысле? – спросила резко Люси, намереваясь остановить меня до того, как я безвозвратно увязну в рассуждениях о футболе или перспективах нового урожая.
– Сейчас объясню. По словам Джойс, как раз перед тем, как у него произошел удар, старик встал и пристально посмотрел в сторону двери – только там ничего не было. Второй момент. За секунду до смерти он пробормотал «кто» и еще «там около»… Мне кажется, он хотел спросить у меня: «Кто там стоял около двери?» То есть…
– Не вижу в этом ничего странного, – сказала Люси. – С ним случился удар, и он, вероятно…
– Продолжай, отец, – сказал Ник.
– Итак, это во-первых. Во-вторых, за несколько минут до удара он заговорил о том, что слышал шаги: кто-то ходил взад-вперед здесь по коридору. Не думаю, что кто-то действительно топтался на нашем этаже, хотя, должен сказать, этот момент не имеет особого значения. Еще: дважды, вчера вечером и сегодня где-то около часа назад, я видел на верхней лестничной площадке женщину, одетую, как бы это выразиться, в одежду, какую носили, должно быть, в восемнадцатом веке, – простое домашнее платье. И в обоих случаях она словно испарилась. Про вчерашний вечер не берусь утверждать, но сегодня, когда она стала спускаться по ступенькам, я пошел следом; однако никто не видел, куда она подевалась. Если бы она вышла через парадную дверь, Ник заметил бы ее, ведь так, Ник? Извини, в тот момент я наплел тебе про нее какую-то чушь, но тогда я был чуточку не в себе. Так вот, вам не встретился кто-нибудь похожий на мое описание, когда вы входили в гостиницу?
Почувствовав облегчение, которого жаждал, облегчение просто оттого, что выложил кому-то свои соображения, я невольно оставил свой первоначальный небрежный тон. Отвечая мне, Ник тщательно подбирал слова:
– Конечно, если бы кто-нибудь выходил, я не мог не заметить. Но в дверях нам никто не встретился. Ну так и что дальше? Кто, по-твоему, была та женщина?
Я чувствовал, что не смогу произнести слово, которое вертелось у меня на языке.
– Ну ты ведь слышал историю, будто в нашем доме… как будто нечисто. Не знаю, как следует относиться к подобным вещам, но о них иногда приходится задумываться. И потом, поведение Виктора… – Я взглянул туда, где у камина сидел кот, подогнув под себя лапки, похожий на супницу, накрытую крышкой, само воплощение домашнего любимца, с которым никогда не случалось ничего из ряда вон выходящего… Почти ничего. – Он вел себя так, будто его сильно напугали, и как раз в тот момент, когда у отца случился удар. Он вылетел из комнаты и прошмыгнул у меня под ногами здесь на пороге. По-настоящему был перепуган.
На этом запас моих мыслей иссяк. У моих слушателей, у всех троих, был такой вид, будто они в течение длительного времени внимали диалогу, пусть даже и не очень странному, пусть без особых сюрпризов, но в конце которого у всех возникает чувство неловкости, и скрыть его нельзя иначе как громким откровенным смешком. Я почувствовал себя болтуном, позером и самым настоящим дураком. В конце концов Люси пошевелилась и сказала рассудительно (я вспомнил, что она закончила какие-то курсы с уклоном в философию в одном из «новых» университетов, получив диплом второй степени):
– Если я правильно понимаю, ты клонишь к тому, что в доме водятся привидения.
Услышав, как это слово произнесли вслух, я совсем потерял присутствие духа. Я тщетно выискивал в себе хоть капельку иронии, чтобы пошутить насчет заколдованных домов и по-старинному одетых, куда-то исчезающих женщин, которые невольно наводят некоторых людей на мысль о привидениях.
Я просто сказал:
– Да.
– Ну, во-первых, как было установлено, не кошки, а собаки реагируют на паранормальные явления. Нам не узнать, что увидел твой отец, если он вообще что-то видел, и ты строишь догадки на том, что он успел сказать, на нескольких бессвязных словах; наверное, ты и не расслышал их как следует. Что касается женщины, которая встретилась тебе, ну… Кто угодно мог подняться наверх из прихожей, потом снова спуститься. Ты уверен, что она не вошла в один из номеров на первом этаже или в женский туалет, например?
– Нет, полной уверенности у меня нет. А как насчет шагов в коридоре?
– Шаги в коридоре? Ты только что говорил, что это не так важно.
– Мм… – Я отпил из своей чашки.
– Мне помнится, ты рассказывал о вашем привидении; считают, что оно появляется в обеденном зале, но речь шла о мужчине, так ведь? Разве ходили слухи о привидении-женщине?
– Нет.
Теперь Люси могла бы добавить: «Что и требовалось доказать», но в этом не было необходимости. Ник смотрел на меня снисходительно, Джойс раздраженно, – вернее, с тем чувством, которое могло бы перерасти в раздражение, если б не смерть отца, только что упомянутая в разговоре. Я порылся в памяти; это было нелегким делом. Какие-то сдвиги в обмене веществ или, возможно, те сто пятьдесят граммов виски, которые я только что проглотил, привели меня в легкое опьянение. Затем, вопреки неблагоприятным обстоятельствам, кое-что всплыло на поверхность. Я снова обратился к Люси:
– А если б существовала история о привидении женского пола, одетого так, как я описывал, тогда бы ты поверила, что я увидел именно его?
– Да, – сказала она, своим ответом снова загоняя меня в тупик и не скрывая, что она прекрасно сознает это.
– Итак, ты признаешься, что веришь в привидения?
– Да. В том смысле, что я верю, когда люди рассказывают, что они видели привидение. Думаю, любой логически рассуждающий человек ответит точно так, как я. Естественно, это две разные вещи: говорить, что ты видел живого человека, и утверждать, что ты видел призрак. Призрак – это нечто из мира иного, ты не можешь сфотографировать его или как-то еще запечатлеть. Но люди видят их иногда.
– Ты хочешь сказать, что кое-кому кажется, будто они видят привидения, – сказал Ник. – Это плод их воображения.
– Ну не совсем так, дорогой. Я бы предложила такое объяснение: призраки являются им примерно так же, как у некоторых бывают галлюцинации или видения на религиозной почве. Например, мы не говорим, что святой Бернадетте показалось, будто она видит Деву Марию; мы бы сказали так, если б намеревались обвинить ее в извращении фактов или если б хотели намекнуть, что она ошиблась, обманулась. Если у нас в мыслях этого нет, мы говорим, что она видела Деву Марию.
– Которой, фактически, она видеть не могла. Я бы назвал это галлюцинацией. То же самое с привидениями.
– Сходство есть, конечно, но оно прослеживается не во всем. – Замолчав, Люси открыла свою сумочку, украшенную красно-белыми полосками и бахромой, последнее свое приобретение, сделанное, вне всяких сомнений, в каком-то особом магазинчике, и достала пачку ментоловых сигарет. Она закурила и вернулась к тщательному анализу проблемы. – Разные люди видят одно и то же привидение – одновременно или в разное время. Галлюцинации – нечто совсем иное. У человека могут возникнуть галлюцинации, если мы дадим ему определенные препараты, но нельзя сделать так, чтобы у него появились точно такие галлюцинации, как у кого-то другого. Ты можешь увидеть то же самое привидение, которое видели другие, и только потом обнаружить, что другие видели его до тебя. Также не бывает, что помимо призрака тебе привидится куча всяких других вещей, как это случается в галлюцинациях. Оставим человека в доме, где водятся привидения, и он, возможно, увидит их – даже если он и не знал до этого, что они там водятся. Дадим человеку психоделический препарат, и у него возникнут галлюцинации. В обоих случаях мы не знаем, откуда взялись привидения и откуда галлюцинации, но можно с уверенностью утверждать, что объяснение в каждом случае будет иное.
– Джойс, а ты что думаешь? – спросил Ник, который внимательно прислушивался ко всем аргументам, хотя и с таким видом, что решается вопрос о правильности какой-то абстрактной теории и не более того.