На душе, словно шишки по терке скреблись.
Угрозы — угрозами, а пора девке замуж. Завтра же объявлю о свадьбе. Пусть только поперек моей воле хоть слово скажет! Горестно вздохнул и придался печальным раздумьям. Я сидел на дне Россы на большом камне и не мог понять, где допустил ошибку в воспитании дочери.
Сквозь зеленые водоросли подплыл водяной с воеводой к моему убежищу.
Ребята были угрюмые, значит новости плохие. Оба в нерешительности плавали рядом. Я махнул рукой, мол, все стерплю, начинайте, куда уж гаже.
— Там Василиса за старое, — начал жаловаться воевода.
— Я же купол непроницаемости поставил на выход с Россы, — вскочил и грозно стукнул посохом по дну, потревожив покой ила, который мгновенно взмылся к кромке воды, затемняя видимость.
Он напоминал сейчас мое душевное состояние, мигом ставшее неспокойным, гневным, грозным. Вокруг закипала вода. Озир терпеливо успокоил смуту на дне и остудил воду, не дав Россе превратиться в суп-уху, словно прибирал за нашкодившим детенышем. Я виновато потупился.
— Погоди, ты воду зря баламутить, — осек Иваныч, — потеряшка городской сам к озеру вышел. Так на радости, они с Купавой его душеньку чуть и не прибрали. Хлипкий народ эти ивашки. И как они такие хрупкие умудряются еще воевать друг с другом? Ну, да обошлось, не серчай шибко. Остап как-то смог все исправить, смышленый малый растет, весь в отца.
— Не то, что наши девоньки, тоже мне нашли забаву, — сетовал Озир, — откуда в них такая кровожадность?
— Сам никак понять не могу, — булькнул я в ответ огорченно.
— Я с малькового возраста дочери прививал любовь к любой форме жизни, — изливал душу водяной, — все ж не на болоте темном живем, хотя рядом. Ну, ценности-то должны хоть немного другие быть. Это первобытные русалки общество свое пополняли утопленниками, а сейчас ведь век прогресса, магии!
— Может переходный возраст? — предположил Иваныч, за что получил пару припечатывающих взглядов.
— Издевайся, издевайся, дубок. Скоро и твоя малышка подрастет, посмотрим, как заскрипишь, — побулькал водяной.
— Да, — протянул довольно воевода, — моя, может, еще и переплюнет всех. Силушкой в меня пошла, а норовом в мать. Только ползать стала, а уж, коль, что не по ее, так кулачком все в труху сминает.
— Чуете? На берегу неладно что-то, — булькнул я тревогу свою.
Друзья притихли, замерли, прислушиваясь. Вода перестала волноваться.
— Ивашки. Много, — водяной помедлил и добавил, — того парня ищут.
— Весь лес потоптали, мусорят, — возмутился воевода, — Хозяин, надо меры принимать и решительные.
— Правильно говоришь, Иваныч. Сейчас все будет, решительнее некуда, — заверил я друга и поплыл искать Василису.
Дочь сидела в воде возле берега. Вместе с Купавой и Остапом они наблюдали за нашествием ивашек. Василиса выглядела подавленной, бледной, плечи осунулись. Я подавил в себе приступ отеческой любви и желания обнять и пожалеть чадо. Границы дозволенного перешли всякое терпение, и наказание непременно должно быть суровым.
Ребята заметили меня. Жестом отправил их погулять, оставшись наедине с дочкой. Не дожидаясь слез, причитаний и всяких бабьих уловок, начал суровую речь.
— Василиса, ты очень меня расстроила, подвела. Я потерял доверие к тебе. Есть рамки, которые не дозволено переступать, не понеся наказание. Ты видишь, к чему привело твое не послушание? Покой нашего народа нарушен, их жизнь под угрозой. Все из-за твоих глупых выходок. Ты кинула искру, тебе и тушить пожар.
— Отец, я поняла. Я была не права. Точнее не имела права. Он оказался хорошим человеком.
Сказать, что заявление меня потрясло до корней души, ничего не сказать. Я ждал слез, обвинений и уж никак не такой легкой победы.
— И как ты это поняла?
— Так, кошка, точнее фимиарт выбирает себе в хозяева только хорошего человека. Мне ребята рассказали. Я видимо плохая, раз меня кошка не выбрала.
— Что? Вы решили будто кошка — это потомок души чародея? — рассмеялся я, впервые за этот неприятный разговор. — Вы ошиблись. Кошка не фимиарт, но и не просто животное. А вот кто она, тайну не раскрою, надеюсь, сама догадаешься. А хороший или нет человек, не тебе решать. А уж судьбу ему ломать и подавно не в твоей власти.
— Знаю. Наверное, раз его столько народу ищет, он хороший. Ведь плохого, не стали бы искать?
— Точно, не стали бы. Надо сделать так, чтобы они поскорее нашли своего друга и убрались из нашего леса. Раз ты заварила эту кашу, тебе и расхлебывать.
— Я все сделаю. Теперь все правильно будет. Обещаю.
— Надеюсь, это обещание хоть чего-то стоит, — серьезно произнес я, развернулся, собираясь уплыть, лишь на пару секунд задержался, чтобы сказать о наказании, — завтра зайдешь ко мне и узнаешь мою волю, кто в кратчайшие сроки станет твоим супругом.
Глава 13. Болото
Шум ничего не доказывает.
Курица, снесши яйцо, часто клохчет так, как будто она снесла небольшую планету.
Самойлов шел рядом с кошкой, в голове вертелись тысячи вопросов, готовые вот-вот обрушиться на Ягодку. Каждый раз, когда он собирался задать вопрос, внутренний собеседник осекал его:
«Не бывает ведь говорящих кошек. Так ведь вот она. Или все-таки это выдумка, которую я принимаю за правду. Как сказал Федор, „истощен и устал“».
Хотелось, чтобы кошка, идущая впереди, сама начала разговор.
Константин от нетерпения даже принялся буравить ее черный затылок взглядом, посылая мысленный приказ говорить. Кошка и ухом не повела, словно объявила немой бойкот и всячески игнорировала попутчика. Заговорить первым с плодом своего воображения Самойлов не решался.
Мучимый вопросом «правда или сон», он не заметил, как вокруг все изменилось. Лес потемнел. На пути все чаще стали попадаться засохшие и умирающие деревья, сохраняющие лишь призрачную видимость жизни. Рухнувшие деревья давно успели обрасти плотным слоем мха.
Вода была темной, точно смола, над ней кружилась многочисленными роями мошкара. От прибрежных зарослей, сырых и густых, ползли запахи гнили, прелого дерева.
Мрак. Чащоба. Веяло холодом и сыростью. Отовсюду торчали корни, сухие ветки. Звук, на который шел Константин нарастал. Только сейчас он понял, что ошибся. Это не крики друзей, а зов.
Женский голос звал, звал…
Под ногами захлюпало, вокруг расположилась опасная болотная муть. Самойлов нерешительно остановился. Ради эксперимента поднял с земли небольшой сук и метнул в булькающую жидкость. Раздался радостный чавкающий хлюп — и все, сук скрылся в болотной массе.
— Ну, что развернемся, пока еще можно, или так и сгинем на болоте? — участливо спросила Ягодка.
От неожиданности, что кошка заговорила (никак не мог привыкнуть), Константин шарахнулся, словно девица от мыши, и соскользнул в болотную жижу, погрузившись в нее по колено.
— Понятно, принципиально умрем! Назло всякой логике, — ехидничала кошка. — Глупо ведь отступать, не испробовав все на собственной шкуре.
Константин попробовал выбраться, но ноги засосало в болото. В панике, он стал сильнее извиваться, отчего увяз еще больше.
— Не шевелись, дурак! — закричала Ягодка.
Константин послушно замер, чувствуя, что все равно погружается в трясину, только медленнее.
— Суетой делу не поможешь. Я сейчас попробую тебя вытащить.
— Как? — вскрикнул Самойлов, прикидывая габариты кошки и свои.
В результате совсем отчаялся.
— Как в овраге — палку тебе принесу, попробуешь на нее опереться.
— Так это была ты? — удивился Константин, прикидывая, что воображение говорить, конечно, может, но бревна таскать ему не под силу, это точно.