— У тебя все? — спросил Бреннан.
— Нет. Ты обвиняешь меня в том, что я протащил на борт птиц. Если бы так и было — на самом деле я этого не делал, но давай предположим, что сделал, — мне надо дать орден. Никто из вас не обнаружил внеземную жизнь. Ни малейших признаков. Ни малейшего следа. А я ее нашел и вернулся на корабль с живыми экземплярами. Я знаю, ты не отступишься от своего. Но если бы твои обвинения соответствовали истине, я был бы героем.
Эна сказала:
— Ты говоришь, что не протаскивал птиц.
— Не протаскивал. Птицы влетели в меня, когда я находился в открытом космосе, одетый в скафандр. Я же вам тогда сказал, что вокруг меня птицы.
Эна неохотно кивнула.
— Я не хотел возвращаться на борт. Я был заражен. Это Бреннан заставил меня вернуться. Если попадание моих птиц внутрь корабля — преступление, то преступник — Бреннан. Не я.
— Лест, это же ты сорвал экспедицию, — возразил Бреннан.
Эна подняла руку:
— Мы заслушали обвинения. И оправдания Леста — тоже. Я не хочу, чтобы вы начали пререкаться по второму разу.
Лест сказал:
— Вы обещали дать мне шанс оправдаться. Я хочу сказать еще кое-что. Это не займет и минуты. Можно?
— Говори, — кивнула Эна.
— Бреннан угрожает мне убийством. Но вы наверняка поймете, что я хотел вернуться на бету Андромеды только для того, чтобы там умереть. Я надену скафандр и снова выйду в открытый космос. Просто не препятствуйте мне. Проставьте в журнале против моего имени букву «П» и напишите, что я покончил с собой. Это будет чистая правда. Если кого-то из вас обвинят в убийстве, проверка на правдоскопе докажет: вы не виноваты[14].
Эна улыбнулась:
— Бреннан?
— Если ты одобряешь эту идею, то и я одобряю.
— Я не одобряю. Не в такой форме. Лест, сначала тебе придется оказать нам услугу. Пройдись по кораблю и собери птиц. Всех. Замани их обратно в свое тело. Один раз они уже в тебя влетели и, надеюсь, снова влетят, если ты подойдешь к делу правильно. Сделай это. Тогда мы выполним твою просьбу — вернемся и выпустим тебя наружу.
Он распростер руки и ноги, как морская звезда. Птицы разлетелись. Все до одной. Или почти все. И теперь он качался на солнечном ветру, как сухой лист, проворачивался, как колесо телеги.
Воздух иссякал. Его тело умрет; а то, что не умирает, наконец-то вырвется на волю, начнет странствовать по Вселенной и еще дальше.
Смерть ждала, парила рядом, теплая, темная, ласковая, и Лест изнывал от нетерпения.
В своей каюте Эна сама себе улыбнулась, встряхнув маленькую коричневую бутылочку. Когда Бреннан сменил ее на вахте, она ощутила легкий приятный аромат. Лосьон после бритья. Не может быть, чтобы Бреннан запасся лосьоном на весь рейс. Значит, немножко приберег, а теперь снова начал им пользоваться.
Аромат не давал ей покоя: сладостный, неопределенный. Какой лосьон любил Уолт, какой одеколон? Раньше она это знала, но воспоминания изгладились, осталось лишь ощущение от слабого аромата Бреннана. «Cuir de Russie»? Или «Пикантный»? Что-то не похоже. Эна повернула бутылочку этикеткой, снова перечитала слова, которые прочла уже много раз с тех пор, как отыскала ее в кладовой. «Экстракт ванили».
— Буду пахнуть пирожными, — сказала она себе.
Откупорила бутылочку, намазала коричневой жидкостью пять стратегических точек. Как обрадуется Бреннан, когда она вернется на мостик! Они начнут целоваться, она расстегнет на нем рубашку. И тогда…
Эна отвлеклась от грез. Вслушалась. В жилке на правом запястье запела птица.
14
Лейф пожертвовал собой ради других из-за их страхов (вначале у него были свои собственные, но он пришел к их принятию).