Джон со стоном прогибался под рукой Джима, он сильнее упирался руками в камень, напрягая мышцы, чтобы выдержать навалившего сверху Мориарти. Его буквально переполняло слепящее удовольствие, он с готовностью подавался навстречу Джиму, задыхаясь от каждого движения, наслаждаясь ощущением затапливающего желания, и чем больше получал, тем больше хотелось. Собственное возбуждение требовало удовлетворения, становясь сладкой мукой, но Джон сомневался, что сможет сейчас, в таком запале, удержать их обоих на одной руке. Он невольно закинул голову, чувствуя прикосновение пальцев к волосам. Джон не был готов к резкому рывку, заставившему с возмущенным, почти рыком, хрипом подняться, оставаясь на коленях. Он судорожно хватал воздух ртом, пытаясь восстановить дыхание. Весьма бесполезно, под резкими толчками Джима. Каждое его движение дарило дикую смесь ощущений, но все затмевало собой удовольствие.
- Садист… – тихо прохрипел Джон, буквально вжимаясь в Джима, стараясь прогнать из голоса довольные ноты. – Ненормальный садист…
Дыхание Мориарти обжигало, делая подобную перспективу скорее желанной, чем неприятной.
- Кто бы говорил, дорогой мой, – улыбнулся Джим, запрокидывая его голову к себе на плечо, проводя открытой ладонью по горлу, и останавливая ее чуть ниже линии ключиц.
Джон провоцировал в Мориарти самые темные желания, возможно, потому, что с ним Джеймс мог быть уверен, тот выдержит все. И даже больше, ему это понравится. Всю их связь от начала до этого момента пронизывала какая-то дикая, на границе безумия, страсть, выраженная в хождении по лезвию ножа.
С трудом вдыхая и выдыхая воздух, Джон невольно замер, ощутив прикосновения к горлу, судорожно сглатывая. Какая-то его часть только удивлялась тому, как далеко он был готов зайти рядом с Мориарти, даже если это могло принести ощутимую боль, Джон просто не представлял, что такого нужно сделать Джиму, что он не смог бы ему позволить. Он сам бы хотел знать эту грань, хотел и опасался, потому, что пока он не знает, перед ними бесконечность возможностей. А в противном случае, появятся ограничения и рамки, которые никого из них не обрадуют.
Джеймс наклонился, касаясь губ Джона своими дразнящими, легкими прикосновениями, сменив ритм на медленно-томительный, чуть меняя угол проникновения, чтобы касаться простаты при каждом глубоком толчке.
Джону было мало легких прикосновений к губам, он жадно ловил губами его губы, пытаясь кусать и так удержать.
Рука, которой Джим держал Джона за бедра, переместилась, скользнула вниз, накрывая возбужденный член, теперь при каждом движении ладонь скользила по всей длине.
Движения Джима были сладкой мукой, такими медленными, но от них его каждый раз накрывало волной удовольствия, и эта мука становилась самой лучшей. А стоило Джиму коснуться пальцами возбужденного члена, как от невероятных ощущений Джону показалось, что он сходит с ума. Стоны срывались на хрипы, даже вдыхаемый воздух тут же обжигал легкие, словно и не было его, он неизбежно, но верно соскальзывал к грани, Джон пытался уцепиться руками за Мориарти, как будто это помогло бы ему удержаться.
Джеймс перестал дразнить Джона, приникая поцелуем к его губам, впитывая стоны вместо воздуха, проник внутрь языком, сплетая его с языком Джона, скользя по нему. Желание полного обладания накрыло Джеймса целиком. Он заполнял его рот, глуша вскрики, ускоряющимися толчками брал тело Джона, ласкал его напряженный член, чувствуя в свое ладони пульсацию и жар…
Джон с жадностью отвечал на поцелуи Джима, сейчас он сам дышал этими поцелуями вместо воздуха, огонь удовольствия растекался по венам, обжигая изнутри, с каждым новым толчком выбивая все мысли из головы. Здесь и сейчас он принадлежал только Мориарти, и хотел быть к нему как можно ближе может даже стать его частью.
Это все понимание, принадлежность и власть накрывало, не давая даже физическому удовольствию затопить мозг. Джеймс громко застонал, разрывая поцелуй, впился зубами в плечо Джона, там, где судорожно напрягались сейчас мышцы шеи, и сделал несколько глубоких толчков, чувствуя, как содрогается под ними все тело Джона, и как горячая сперма изливается, пачкая ладонь, ласкающую его член.
Джон стонал даже не осознавая этого, и только в тот момент, когда плечо обожгло укусом, у него перехватило дыхание, в следующую же секунду он словно соскользнул в пропасть, его тело пронзило разрядом, насквозь разбивая остатки разума как стекло, заполняя удовольствием так, что в глазах потемнело от избытка ощущений.
Джеймс сделал несколько последних фрикций, и то, как мышцы Джона, сжались вокруг него во время оргазма, довело до пика, зашвырнув за грань, Джеймс с силой в последний раз вбился в расслабляющееся тело, чувствуя, как его захлестывает волна удовольствия. Он несколько минут не мог пошевелиться, дрожа, воздух пещеры вдруг показался неожиданно холодным, остужая разгоряченное тело.
Последние жаркие движения Джима ощущались особенно остро, как особое незабываемое удовольствие, как и сменившее ощущение заполненности, горячее тепло внутри.
Джон был настолько расслаблен и одурманен, что все его разбитое на куски сознание уходило на то, чтобы сохранить равновесие. Холодный, влажный воздух был таким сильным контрастом, и Джон с отстраненным удивлением отметил, что от разгоряченного тела должен был подниматься пар.
Труднее всего было удержаться на ногах, когда оргазм смыл все напряжение, оставив после себя быстро уходящее тепло и разливающееся расслабление. Джеймс вышел, осторожно осел на пол, обнимая Джона, утыкаясь лбом в его плечо.
- Невероятно, – выдохнул он…
Комментарий к Глава 20. Любовные игры.
Любовные игры, пожалуй, самые легкие из всех подвижных игр. Магдалена Самозванец
========== Глава 21. Темнота не повод прекращать игру. ==========
Некоторое время тишину нарушало только их дыхание. Джеймс поднял взгляд. Тишина… Мозг очень медленно сопоставлял факты, опьяненный эндорфинами. Ему понадобилась пара минут, чтобы понять, что это означает…
- Джон… – голос звучал хрипло и приглушенно, – Буря. Закончилась. Ты слышишь? Ничего нет.
Джеймс улыбнулся, радуясь, что можно выйти и взглянуть, не навредило ли катеру… Да и в море, наверное, можно было бы искупаться… И погреться в лучах закатного солнца… Он уже успел снова замерзнуть.
Джон чувствовал себя расслабленным и уставшим, пусть это ощущение и было приятным, но все равно двигаться не хотелось. К тому же он пытался устроиться так, чтобы расплата за собственное легкомыслие и желание действительно не причиняла неудобства. Джон обнимал Мориарти, лениво и мягко поглаживая его по спине, это умиротворяло, и так было легче сохранять тепло, которое быстро улетучивалось, ему понадобилось время, чтобы осознать слова Джима. Вокруг и правда, было очень тихо.
- Ты прав… – голос хрипел и все еще плохо слушался его. – Только дай перевести дыхание, я не готов сразу бежать к катеру, – он улыбнулся, глядя на Мориарти.
И, хотя совсем недавно воды было слишком много, Джон все равно считал, что им не дали толком поплавать. Он покосился на одежду, развешенную на ветке. Было сомнительно, но он надеялся, что хоть немного подсохло. Влезать в мокрое было бы особенно противно.
Услышав хрипы в голосе Джона и чувствуя некую скованность его движений, Джеймс испытал смесь удовольствия, за то, что именно он причина всему этому, и укол вины, ему не хотелось, чтобы Джону было больно.
Проведя пальцами по его волосам, Джон коснулся губами плеча.
- Давай просто пойдем к воде, – предложил Джеймс мягко, – когда сможем. Здесь холодно, не хочу, чтобы ты заболел… искупаемся. А на катере я видел аптечку.
- Ничего, я врач и справлюсь с простудой, ты смотри, сам не заболей, сидишь-то на том же камне. – Джон улыбнулся.
- Ты же врач, – усмехнулся Джеймс, – ты справишься с простудой, даже моей… – он улыбнулся, думая, что все же можно было немного облегчить положение Джона с помощью заживляющей мази…