Буквально каждая частичка Джона требовала «сейчас и немедленно», пусть и, не уточняя чего именно, но достаточно было посмотреть в глаза Мориарти, казавшиеся непроницаемыми из-за расширенных зрачков, чтобы понять. Ему казалось, что он может раствориться в его глазах, стать частью Мориарти и навсегда остаться. Разума в Джоне сейчас не было ни на грош, зато то, что можно было назвать паранойей требовало вернуться, туда где нет даже шанса столкнуться с чужими глазами.
- Домой… – с трудом произнес Джон, не отводя взгляда от Джима.
Сейчас он не хотел думать ни о чем другом, кроме них двоих, не загадывать, чем это все закончится для них, вообще не думать о то, что может или не может случиться.
- Пойдем, если не хочешь тут остаться… – Джон, наконец, отвел взгляд от глаз Мориарти и только тогда понял, что затаил дыхание.
Мысль о том, что сейчас нужно куда-то ехать, казалась Джеймсу чудовищной, но… с другой стороны, он был рад этому. Схватив его за руку, так крепко, что пальцы побелели, Джеймс пошел к выходу. Наверно, если б кто-то преградил им сейчас дорогу, он бы просто вытащил пистолет и застрелил несчастного, не размениваясь на эмоции, так стряхивают крошку хлеба с лацкана пиджака, просто недостойно внимания. Но никому не пришло в голову их задерживать.
Свежий воздух, даже в отдалении наполненный запахом моря, ударил в голову, наполняя изнутри все тело. Джим чувствовал себя невесомым, и если бы ему кто-то сказал, что он может летать, это не вызвало бы никаких сомнений. Даже сейчас, чтобы удержаться на земле, приходилось крепко держать руку Джона.
Джон.
Мориарти остановился, глядя на него. Как так вышло, что этот человек дал ему то, что не смогли власть и деньги?
- Я тебя люблю, – произнес он на удивление твердым голосом.
Оказавшись на улице, Джон глубоко вдохнул прохладный воздух, он крепко обнял Джима. Его слова были особенно важны для него, как и любое проявление доверия со стороны Мориарти. И он хотел, чтобы Джим это знал, хоть и не представлял, как выразить.
- Люблю… – Джон впился в его губы, коротким, но жарким поцелуем.
Но ему пришлось отстраниться от Джима, было слишком легко увлечься и забыть обо всем. И прохладный воздух, навевавший мысли о море, не помогал трезво мыслить.
- Нам стоит поторопиться, – тихо произнес Джон.
Сейчас его переполняла легкость и какой-то внутренний восторг, словно он, наконец, нашел внутри себя какую-то недостающую деталь.
Держа Джима за руку, Джон поймал такси, ему хотелось скорее вернуться, чтобы никто не мог стоять между ними. И дело было даже не в некоем физическом влечении, а в почти осязаемой необходимости быть рядом.
Джеймс был рад, что Джон взял на себя труд поймать такси. Он сам все еще пребывал в каком-то тумане. Реальность осознавалась выборочно. Если бы не эта эйфория, его бы невероятно раздражала необходимость держать себя в руках. И все эти преграды между ним и Джоном… И этот водитель, который, кажется, что-то спрашивает… Джеймс сидел на заднем сиденье, стискивая руку Джона, ощущая, их связь, словно тянущее чувство внутри. Казалось, можно даже разглядеть нить, что протянулась между ними. Джеймс поднял руку и коснулся ее. Это прикосновение отдалось в нем эхом.
Джон не выпускал руку Джима, концентрируя все свое расползающееся внимание на водителе, на том, чтобы сказать, куда их отвезти и расплатиться с ним. Ему пришлось мягко подтолкнуть Мориарти, давая понять, что пора выходить. Оказавшись в их доме, он, наконец, ослабил хватку самоконтроля, позволив себе снова расслабиться и отдаться ощущениям. Прислонившись спиной к стене, обнял Джима.
Джеймс не помнил, как они оказались внутри дома. Перед глазами все расплывалось, концентрируясь только на Джоне. И это было странно и удивительно. Джеймс поднял руку, проводя пальцами по его лицу, очерчиваю линию губ, скул, подбородка…
Джон разве что не затаил дыхание, когда Джим касался пальцами его лица. Каждое прикосновение отзывалось горячим импульсом, он словно со стороны видел, как от прикосновений, под кожей по венам и нервам проносится волной голубоватый разряд электрического тока, впиваясь в мозг и сердце. Это было чем-то совершенно невероятным, отчего перед глазами расплывались яркие всполохи. Джон смотрел горящим взглядом на Джима, не отводя глаз, он порывисто вытянул края футболки из брюк, натолкнувшись пальцами на заткнутый пистолет, просто вынул его и бросил куда-то в сторону и осторожно забрался ладонями под футболку Джима, чувствуя и буквально упиваясь ощущением горячей кожи под его пальцами. Джон даже не знал, чего в этот момент было в нем больше, страсти или какой-то созерцательности, ощущения принадлежности, принадлежности друг другу.
Дыхание оставалось ровным, хотя каждое прикосновение казалось наполненным электричеством. Джеймс, обняв Джона за пояс, прижался к его груди. Сердце стучало прямо рядом с его ухом. И этот ритм был как барабанный бой. Рука Джеймса наткнулась на рукоять ножа, и та словно бы легла ему в руку. Он вытащил оружие, ножны упали на пол с гулким стуком, который утонул в стуке сердечного ритма. Взглянув на Джона, он с ласковой улыбкой поднял руку с зажатым в пальцах оружием и лезвием прочертил линию от горла до середины груди и вправо, останавливаясь напротив сердца.
Джон был весь перед ним, открытый и бесхитростный, честный. И Джеймс хотел, чтобы так было всегда. Чтобы это чувство, которое сейчас горело между ними, осталось. В глазах Мориарти сейчас разгоралось пламя, словно огонь посредине бездны.
Звук упавших ножен был похож на гонг, открывавший новый раунд, но сейчас было совершенно непонятно, раунд чего, отношений?
Джон следил за каждым движением руки Джима, холодный блеск стали в его пальцах ни пугал и даже не настораживал, он стоял, замерев и не шевелясь, чувствуя холод острого лезвия. Нож замер напротив сердца, которое забилось еще быстрее, и казалось, само хотело вырваться из груди. Джон лихорадочно облизнул пересохшие губы. Сейчас он был так близок к безумию, глядя в огонь, горевший в глазах Джима, что достаточно было одного шага. Убрав руку из-под футболки Джима, он поднял ее, невесомо кладя поверх его ладони. Он не смог бы этого сказать, но зато так он мог дать понять, что будь на то воля Джима, он сам вгонит равнодушное лезвие, вырезая сердце. Джон тяжело дышал, адреналин бежал в крови с бешеной скоростью, замещая собой, становясь кровью Джона. Само мгновение ожидания дальнейшего растянулось в некую бесконечность.
Сердце Джеймса на мгновение замерло, пропуская удар, когда он понял, что хочет показать ему Джон. Сейчас усилие, которое нужно было совершить, чтобы пробить грудную клетку, казалось несущественным. Ладонь Джона поверх его пальцев была легче воздуха. Джеймс потянулся, касаясь поцелуем, очерчивая нижнюю губу языком, чтобы проникнуть между губ, целуя медленно и осторожно.
Его рука чуть дрогнула, прорезая ткань белой футболки до низа, оставляя на груди Джона легкую царапину. Джеймс отбросил нож в угол, и, прервав поцелуй, отстранился, разрывая ткань.
Он коснулся обеими ладонями груди Джона, глядя ему в глаза, словно бы хотел заглянуть в душу. Под пальцами правой руки все так же билось чужое сердце. И сейчас этот ритм казался важнее, чем его собственный. Именно он нес жизнь, а не то сердце, что билось в груди Джеймса.
Джон подумал, что ожидание слишком затянулось, он не мог ждать больше, слишком велико было расстояние между ним и Мориарти, и ему немыслимо сильно хотелось сократить его. Даже если это значило ощутить сердцем холод стали. И Джон чуть не подался вперед, желая не просто продлить поцелуй, а с жадностью впиться, заново распробовать вкус губ Мориарти. Он невольно выдохнул, когда рука Джима соскользнула вниз, и даже не почувствовал как нож царапнул кожу, тем более не обращая внимания на треск разрываемой ткани. Все это время он не сводил с Мориарти горящего взгляда.
Прикосновение ладоней обожгли огнем, опаляя кожу, Джон задохнулся от ощущений, приоткрыв рот в попытке вдохнуть воздух. Накрыв ладонь Джима своей, Джон, облизнув губы, неожиданно охрипшим голосом произнес.