А купец дал Кирри башмаки — и надел на его шею то самое ожерелье. И смотрел как-то странно, будто жалел, что стар и никто, что не может скрестить с Кирри клинка. С восхищённым сожалением, как-то так. И компания небожителей из другого клана нори-оки, парней, которые могли бы стать соперниками Кирри в Доброй Тени, перестала коситься.
Что ж теперь… мы поедем в сказочный город, где всё — небывалое. В рай на земле. И нас ждёт обыкновенный выбор — после боя. Только драться будем со сказочными юношами, теми, кто лучше, умнее, красивее, чем наши. Так думал Кирри, когда один из воинов — охранников купца — подвёл ему осёдланного верблюда.
Даже ради того, чтобы просто увидеть чудеса, есть смысл покинуть клан. Но если бы мама обняла на прощанье — на душе было бы легче.
Караван купца шёл вдоль горной цепи, тянущейся мимо вельда, клином врезающейся в Пески.
Четверо подростков нори-оки во время пути жили, как в сказке или во сне. Купец добавлял финикового мёда в их травник. Воины улыбались и говорили забавные глупости. Нори-оки вместе с лянчинцами ели неизречённого вкуса кашу из розоватых зёрен, в которую клали целой горстью кусочки вяленого мяса, а щепоткой — какие-то остро и чудесно пахнущие бурые семена. Им дали попробовать вина — невероятного, запретного и прекрасного зелья. Купец позволял подросткам говорить, сколько влезет! Говорить в присутствии взрослых! В присутствии мужчин! Кирри и его новые приятели болтали день напролёт и расспрашивали обо всём, что приходило на язык.
А ещё лянчинцы рассказали Кирри, что он хорош собой.
Это никогда не приходило ему в голову. По детской глупости своей Кирри не делил людей на красивых и безобразных, те, кто окружал его, казались естественными, как вельд: Хэтти с родимым пятном на щеке, тётя Оми, когда-то давно лишившаяся трёх пальцев левой руки, отец, схватившийся с львом, переживший это и с ног до головы покрытый шрамами, Сикми с широким тёмным рубцом от лба до самого подбородка… Их внешность не диктовала отношения к ним. Красота становилась волнующей силой, только когда Кирри думал о незнакомцах в Доброй Тени. А купец ворковал, как горлица по весне:
— Хорошенький Кирри, взгляни в зеркало на своё личико… представь, как будешь выглядеть в лянчинской одежде, жемчужинка песчаная… Ты не мёрзнешь по ночам? Если вдруг — скажи мне, я дам тебе попону…
— Я не похож на лянчинца, — говорил Кирри, смущаясь от того, что его хвалят в глаза, да ещё и подозревают в слюнтяйстве. — А вдруг я не понравлюсь парням из твоего рода, почтенный человек?
Купец хихикал, развязывал маленькую торбочку, вынимал пузырёк тёмного стекла, капал зеленоватую каплю на запястье Кирри и растирал — пахло прекрасно, терпко-сладко.
— Ты у нас — заглядение, Кирри. Цветочек вельда. Не думай даже, тебя стоит увидеть, они все будут на тебя смотреть, — мурлыкал купец, а остальные нори-оки смотрели на Кирри с некоторой даже завистью.
Кажется, так думали и воины. Хмурый Тоху с волосами, обстриженными очень коротко, похожими на шёрстку, а не на волосы, улыбался лишь тогда, когда его взгляд падал на Кирри. Гинору, посматривающий на нори-оки с высокомерным, почти презрительным видом, рядом с Кирри смягчался, а Халиту, высоченный, с низкими бровями и жестоким лицом, подарил Кирри удивительную вещицу — тонко кованных из серебра скорпиончиков, каждый — не больше стручка хибиб-травы, соединённых несколькими звеньями широкой цепочки.
Кирри сконфузился до слёз, когда Халиту положил ему в ладонь такое сокровище. Хотел вернуть — но воин шлёпнул его по руке:
— Оставь себе, дурачок из вельда. Это — Стрелы Творца, они тебя от беды охранят, бродяжка ты нелепый.
Странный человек был Халиту. Взгляд злой, слова — и того хуже, а сам, пожалуй, добрый. Беспокоился, что Кирри с непривычки будет непросто в Чангране. Кирри слышал краем уха, как Халиту говорил купцу на вечерней стоянке, вполголоса:
— Пощадил бы красавчика, Кинху… редкое дело — такая искорка, отрада глазам… не жаль?
А купец только хихикал, как всегда:
— Вот в том и дело, Халиту! Бродяжка-то — чистое золото. Что жалеть? Пусть бы без пользы пропал у себя в вельде? Грязные безбожники, живут по колено в дерьме, поклоняются мерзким идолам… тьфу, нет на них погибели!
Это Кирри уже понимал. Лянчинцы не любили Отца-Мать, называли идолом и лжебогом, говорили, что не может так быть — чтобы бог породил мир сам от себя, сам в себе зачав. Даже Халиту плевался, когда слышал, как кто-нибудь из нори-оки клянётся Отцом-Матерью — так раздражался.