— После концерта едем в «Касабланку», — сказал он, обменявшись со мной формальными любезностями. — Приходи в артистическую.
— Кто едет? — поинтересовалась я.
— Деннис, я и мои сестры. Ужин даю я.
— Меня пригласил Винченцо. Я дала согласие.
Сантини смерил Винченцо оценивающим взглядом.
— Деннис сказал, ты будешь свободна вечером.
— Он не понял меня. Передай ему спасибо.
— Скажешь все сама после концерта. Приходи в артистическую.
Он приложился к моей руке и растворился в толпе.
— Приду. Куда я денусь? — задумчиво проговорила я, обращаясь к самой себе, и взяла Винченцо под руку. — Нам пора.
— Что хотел от тебя этот человек? — спросил он, когда мы снова сидели на своих местах. Дело в том, что мы с Сантини разговаривали на английском.
— Пригласил в ресторан.
— Он импрессарио твоего друга. Почему ты не любишь его, бамбина?
Я прилежно изучала программку. Но отвязаться от Винченцо оказалось совсем не просто.
— Почему ты не согласилась пойти в ресторан со своим другом и этим человеком? — допытывался Винченцо.
— Я думала, ты не понимаешь по-английски.
— Я на самом деле не понимаю, бамбина. Но я хорошо знаю твое лицо. На нем все было написано.
— Я сказала, ты пригласил меня еще раньше. Если я не ошибаюсь, ты хотел посидеть со мной вдвоем за тихим домашним ужином и поговорить по душам. Так ведь?
Он смотрел на меня недоверчиво. Он хотел что-то сказать и наклонился в мою сторону, но в этот момент в зале погас свет и на сцену вышел Денис.
Я закрыла глаза. Если бы я могла еще и уши заткнуть.
Я не слышала «Обручение» с тех самых пор, как мы расстались. Эта музыка принадлежит Италии. В Италии она и звучит по-особенному пронзительно.
— Твой друг очень талантливый музыкант, — шепнул Винченцо, когда зал зааплодировал. — Но чего-то ему не хватает.
— Чего?
— Наверное, теплоты. Он никогда не был женат?
— Не знаю. Сам у него спроси.
Винченцо посмотрел на меня внимательно и, как мне показалось, осуждающе покачал головой.
— Ты не жалеешь, что не поехала в «Касабланку»? — спросил Винченцо, наливая в мой бокал почти бесцветное «Гави»[11].
— Хочешь сказать, там лучше кухня, чем у тебя? Что-то мне в это не верится, Винченцо.
— О, бамбина, ты уже шутишь. Это так хорошо. Это очень хорошо. Но твой друг выглядел расстроенным. Он наверняка рассчитывал на твое общество.
— Сантини сумеет его утешить. У него в каждом городе живут кузины и прочие путаны.
Я сказала это с неожиданной злостью. И выдала себя с головой.
— Каждый молодой мужчина думает, что новая женщина покажет ему что-то особенное, чего он не знает. Я тоже когда-то думал так, бамбина.
— А если ты любишь какую-то женщину и она отвечает тебе тем же, неужели ты пойдешь в бордель?
— Мужчина понимает любовь не совсем так, как женщина.
Стараясь не расплескать вино, он поставил свой бокал на подставку.
— Ты не ответил на мой вопрос, Винченцо.
Он снова взял бокал, сделал из него глоток, посмаковал во рту.
— Хорошее вино, но немного пресное. Я ходил в бордель, когда мы с Антонеллой только поженились.
— Теперь я понимаю, почему она связалась с лесбиянками. У женщин душа гораздо тоньше.
— Нет, бамбина, сегодня мы будем пить «Дольчетто»[12]. — Он откупорил бутылку, налил мне полбокала и улыбнулся. — Попробуй, бамбина. Думаю, тебе понравится. Мне кажется, оно чем-то похоже на тебя. По крайней мере у этого вина какой-то особенный аромат. После него не захочется другого. Я ответил на твой вопрос, бамбина?
— Да.
— А теперь твоя очередь отвечать на мой вопрос. Ты сделаешь это, бамбина?
— Постараюсь. Если буду знать, как ответить.
— Ты знаешь. — Он выпил свой бокал медленно, наслаждаясь каждым глотком. — Ты тоже выпей. У меня к тебе очень смелый вопрос. Готова? — Он щелкнул зажигалкой, зажег от нее две свечи на столе и погасил настольную лампу на подоконнике. — Когда твой друг изменил тебе в первый раз, ты отплатила ему тем же?
Я молча кивнула и опустила глаза. Я поняла вдруг, что совершила тогда непростительную глупость.
— То-то же.
В голосе Винченцо не было торжества.
— Но почему я должна прощать? — все-таки спросила я.
— Потому что ты его любишь.
— А он? Он бы меня простил?
— Вряд ли. Это очень трудно, почти невозможно. Но его ты бы смогла простить, бамбина.