Отец замолк и тяжело вздохнул Я обрати та внимание, что его пальцы, нервно теребящие салфетку, подрагивают.
— Мур-Мурзик, ты тоже считаешь меня дурным человеком?
Он посмотрел на меня взглядом побитой собачонки.
— Нет. Ты всего лишь наивным искатель приключений, который забыл, что мы живем в конце двадцатого века. Нынешний мир полон изощренных опасностей и циничного порока. Кстати, где теперь твоя Аретта?
— Она провожала меня вместе с Вайолет Ли — жена поехала потом на заседание попечительского совета в поддержку детей, инфицированных СПИДом.
— Ты хочешь сказать, Вайолет Ли ладит с Ареттой?
— Похоже, что да. И не только с Ареттой, а и с отцом Сэмюэля Виктора, которого они ввели в этот свой совет. Понимаешь, Мурзик, американцы стремятся занять себя деятельностью любого рода и тем самым доказать себе, что у них нет свободного времени на всякие глупости вроде любви, ревности и прочие атрибуты обычной человеческой жизни.
— И ты, отец, вдруг оказался лишним.
Он кивнул.
— Пойми меня правильно, Мурзик: я ничего не имею против Сэмюэля Виктора, но когда этот заведомо обреченный на гибель ребенок, влачащий жалкое существование в барокамере, вдруг становится центром мироздания для целой группы серьезных взрослых людей, я со своими до неприличия прямолинейными взглядами на жизнь вдруг начинаю чувствовать себя, как слон в лавке, где торгуют елочными украшениями.
— Но я поняла, что вы с Ареттой остались друзьями.
Отец задумался.
— Это так, Мурзик. Девчонка еще не до конца испорчена их придурковатой цивилизацией. Разумеется, в ней полно всяких вывертов, но она по крайней мере понимает, что если женщина послушна мужчине ночью, то и днем она должна хотя бы прислушиваться к его советам. Библейская мудрость.
— Вижу, ты разочарован американским образом жизни. Оставайся в России. Здесь, мне кажется, цивилизация еще не покинула пещеры.
— Ошибаешься, Мурзик. Цивилизация в России находится на самом высочайшем уровне.
Я хмыкнула.
— Кстати, а тебе известно, на чем она зиждется? Вовсе не на достижениях науки, техники и культуры и не на так называемом образовательном цензе. К тому же она никак не зависит от уровня прожиточного минимума, вопреки утверждениям социологов.
— Ты заинтриговал меня, отец.
— Знаю. — Он подмигнул мне и улыбнулся. — Цивилизация прежде всего зиждется на взаимоотношениях мужчины и женщины.
— Хочешь сказать, они у нас идеальны?
— Именно. Помнишь, я как-то показывал тебе ключи от нескольких квартир?
Я кивнула.
— Я даже не забыла номера некоторых телефонов, что ты мне давал.
— Помню, неделю я жил у Светланы. Потом брал себе выходной и проводил его в компании друзей. Затем ехал к Татьяне. Снова выходной. И наконец я появлялся у Тамары. А дальше, как ты поняла, возвращался к началу. Я не делал из всего этого секрета. Если женщина начинала упрекать меня в неверности или распущенности, я возвращал ей ключи. Мне не стоило труда найти замену. Женщины дорожили мной.
— В Америке подобное невозможно вообразить. Ты это хочешь сказать, отец?
— В Америке мужчина перестал быть центром мироздания. Им может стать кто угодно: кошка с двумя хвостами, женщина, родившая семерых детей, зараженная ВИЧ-инфекцией обезьяна, но только не мужчина. Мне кажется, их уже не спасет никакая сексуальная революция.
— Поживешь на родине, немного расслабишься. Я могу съехать к маме — они с Игорем собрались на пару недель в Испанию.
— Спасибо, Мур-Мурзик, да только завтра днем я улетаю в Новосибирск.
— Что ты там забыл? — изумилась я.
— Дело в том, что фонд, в совет директоров которого входит Вайолет Ли, списался с энтузиастами из Новосибирска, которые жаждут создать совместное детище. Вайолет Ли передала со мной кучу всякой документации, а также облачила меня полномочиями официального представителя фонда. Так что, Мурзик, как говорится, рад бы в рай, да грехи не пускают.