— Мне страшно, Адам.
— Мне тоже.
— Ты все понял. Но ведь потом можно умереть. Лучше умереть, чем возвращаться туда.
— Лучше.
— Но ты еще совсем не жил, Адам.
— Без тебя не жизнь, Ева.
— Ну, а если нам придется… Нет, я этого не переживу.
— Нас никто не сможет разлучить.
— Ты уверен в этом?
Он не ответил, медленно входя в нее…
«Если бы можно было остаться там навсегда», — промелькнуло в подсознании у Адама.
Он проспал до полудня. Проснувшись и почувствовав голодные спазмы в животе, пошел на кухню и поел прямо из кастрюль и сковородок.
Все, кроме тетки, ушли на пляж. Тетка сидела на веранде у самовара и что-то вязала. Адам заставил себя поговорить с ней о погоде и еще о чем-то совершенно отвлеченном, но привычном. Он чувствовал, ему просто необходимо зацепиться за какой-нибудь бугорок реальности. Тетка отметила, что Адам похудел. Правда, она и раньше неоднократно говорила ему об этом. Обойдя два раза вокруг большого обеденного стола, Адам подошел к распахнутому окну. Бывало, усевшись на подоконник этого обращенного в сторону гор окна и впитывая в себя все краски, запахи и прочие ощущения, Адам думал о том, как бы хорошо продлить каждую минуту здешнего времени в три или, еще лучше, в пять раз. Но и тогда вряд ли бы он успел получить полное наслаждение от лета. Теперь каждая прожитая минута была для него вроде серой без начала и конца веревки, вдоль которой он все шел и шел…
Адам присел к пианино. Взял аккорд в ля-миноре и почему-то вспомнил свернувшуюся у него на груди калачиком Еву. Потом начал играть до-минорную фантазию Моцарта. Сегодня она звучала особенно трагично и безысходно…
«Пойду на пляж — может, ее увижу». Он не выразил это свое желание словами, но именно таков был его смысл. Провел рукой по щекам — колется. Бриться не стал, отложив это занятие на вечер. Неведомо откуда всплыла надежда на то, что сегодня ночью к нему снова придет Ева.
На пляже было солнечно, обилие тел навевало скуку. Адам прочесал взглядом каждый уголок. Евы нигде не было. На клетчатом покрывале, лежа на животе, загорала Ася. Она вдруг подняла голову и нашла глазами Адама. Адам быстро отвел свои, но успел заметить во взгляде девочки удивление и укор. Евин муж играл в карты с мужчиной и женщиной на соседнем покрывале.
Адам разбежался и кинулся в воду.
Ее голова в белой шапочке покачивалась на волнах около буйков. Поблизости было еще несколько голов, и Адам решил, что риск выдать себя не так уж и велик. Он поплыл под водой, изредка выныривая. Он уже видел впереди себя плавно колыхающиеся в прозрачной бирюзе ноги Евы, нижнюю часть ее туловища. Евино тело было ослепительно золотистого цвета. Оно преломляло солнечные лучи и посылало их в глубину. Набрав побольше воздуха, он опустился метра на два с половиной и, сделав рывок вверх, перевернулся на спину…
Ему казалось, что сквозь его уши продели острый шампур. Он открыл глаза. Вместе с резкой болью появилось видение лица Евы. «Наверное, я утонул, — промелькнуло в голове. — Это уже в другом мире…»
— Ты жив, жив, — услышал он над собой. — Боже мой, ты жив!
Он понял, что лежит на дне шлюпки, а голова его — на коленях Евы.
— Нельзя, чтоб они…
— Да-да. Но сейчас это не имеет значения.
Лицо Евы было залито слезами. Он пересилил боль и сел.
В тот же момент шлюпка ткнулась носом в берег. Тут уже собралась толпа людей. Адам попытался встать. «Только бы меня не вырвало у нее на глазах», — подумал он. И потерял сознание.
Прошло два дня, прежде чем Адам поправился окончательно и перебрался из дома в свою зеленую резиденцию. Ему сказали, что его спасла какая-то девушка, но она куда-то пропала, едва спасательная шлюпка с Адамом пристала к берегу, и до сих пор никак себя не обнаружила.
Адам молча выслушивал слова восторженной благодарности в адрес Евы. Адам знал, что Ева навещала его каждую ночь. У него не было никаких иных доказательств их ночных свиданий, кроме того, что под утро ему становилось необыкновенно хорошо и радостно. Ему казалось, он летает, обнявшись с Евой. Им даже не приходится махать руками-крыльями — они прижимаются все тесней и тесней друг к другу и, невидимые снизу, совершают облет цветущих полей и лугов. Адам чувствовал присутствие Евы, ее прикосновения были так волшебно легки, что он боялся дышать, чтобы не спугнуть счастье. Он стремился продлить это наслаждение, и в то же время ему казалось, у них с Евой пропасть времени впереди — и на реальность, и на мечты. Болезнь, а главное — процесс выздоровления обострили в нем жажду к самым изощренным наслаждениям. А что может быть тоньше и изощреннее реальности, переработанной фантазией страстного душой и телом молодого человека в некую близкую к божественной субстанцию?