— Так вот, — продолжал он. — Если я это скажу, не верь мне. Это будет неправдой. Я тебя люблю. С того самого момента, как увидел тебя на скамейке… Я тебя люблю и буду любить всегда. Наверное, даже после смерти. Потому что это сильнее меня. Этого не я хочу… Этого хочет Бог.
Она ничего не ответила. Только улыбнулась и обвила его шею руками, прижимаясь к его груди.
— Зачем? — простонал он.
— Потому что этого хочет Бог, — лукаво улыбнулась она ему. — Ты же сам только что сказал…
Часть вторая
МЫШКА
Дым на небе, дым на земле, вместо людей машины… Моя смерть разрубит цени сна, когда мы будем вместе.
Глава 1
РАЗРУБЛЕННЫЙ НАДВОЕ МИР
Апрель 1981 года от Р. X.
— Нет у меня никаких способностей к этой математике, — пробормотала Мышка, отбрасывая учебник. — Но, как говорится, на нет и суда нет…
Она лежала на диване, перевернувшись на живот, и болтала ногами, подперев руками подбородок. Учебник валялся на полу, и она невольно скосила на него глаза.
— Брр, — поморщилась она. — Скорей бы уж освободиться от всех этих катетов с гипотенузами…
Из приоткрытой форточки в комнату пробрался легкий и теплый весенний ветерок.
Девушка приподнялась на локтях, вдыхая воздух весны.
— Еще и весной сидеть в заточении и изучать всякие глупости, — проворчала она.
Она подошла к магнитофону и включила музыку. Похоже, именно этого ей и не хватало. Во всяком случае, она тут же закружилась по комнате, одним легким движением распустила волосы, освобождая их от гнета резинки, стягивавшей их на затылке.
— Иес, ай вонт ю, — подпела она басом, поскольку солист-то был мужчиной. — Энд спеллин…
Внезапно она остановилась и принялась рассматривать себя в зеркале. Придирчиво и внимательно.
— Какая жалость, право, что у человека никогда нет объективных представлений о своей внешности, — пробормотала она. — Как же мне определить тогда, кто я? Красавица или чудовище какое?
Так и не решив для себя этот вопрос, она показала своему отражению язык и назидательно произнесла:
— Какая разница? Главное — чтобы душа была пригожей…
И рассмеялась.
Теперь настроение улучшилось, портить его снова геометрией было совсем глупо. Она натянула джинсы, с удовольствием оглядев их, поскольку они были настоящие. Привезенные из Германии. Не сшитые мамой, а самые что ни на есть фирменные.
Потом надела майку. На майке была изображена томная дама в шляпе, и майка тоже была привезена из Германии. Волосы Мышка привычно снова забрала в хвост — честно говоря, так ей было все-таки удобнее, чем с распущенными, — и выскочила из квартиры с такой быстротой, словно все учебники мира грозились ринуться в погоню за ней, непокорной Мышкой, предпочитающей науке прогулки под солнцем…
Она шла по улице, тихонько напевая себе под нос какую-то песенку собственного сочинения, только что пришедшую ей в голову.
По пути она остановилась на минуту перед угловым магазинчиком.
Что-то пробормотала себе под нос, посмотрела на часы и покачала головой. В конце концов, время у нее было.
— «Они спросили у него, который час, и он ответил любопытным: „Вечность“, — процитировала она.
Наверное, вышло довольно громко. Женщина, идущая мимо нее, отпрянула. Мышка невольно рассмеялась. Быстро вошла в магазин.
— «Сахарная тростиночка, кто тебя в бездну столкнет?» — встретила ее музыка.
— «Чей серп на тебя нацелится», — тут же пропела она, подходя к прилавку. — Сашка, привет!
Продавец, юноша в очках, улыбнулся ей.
— Привет, Мышь, — сказал он. — Хочешь «Криденсов»?
— Не-а, — покачала она головой. — У меня полное собрание… Что-нибудь новое есть?
— Есть, — сказал он, доставая конверт. — Но дорого… Двадцать рублей. Две пластинки…
Она взяла. «Рыбников. „Юнона“ и „Авось“. Рок-опера».
— Давай, — сказала она, достав из кармана две десятирублевки.
Это были ее последние деньги, но… «Последние деньги понятие относительное», — философски рассудила она, мгновенно успокоившись.
— Пока, — помахала она рукой Сашке и пошла дальше, помахивая своим новым приобретением.
Проходя мимо школы, она не удержалась и показала серому зданию язык.
— Господи, — выдохнула она. — Скорее бы этот месяц прошел… И еще месяц. И еще…
И тогда настанет долгожданная свобода.
— Ах, скорей бы она наступила…
Мышка вдруг остановилась.
Ее мать о чем-то разговаривала с директрисой. Мышка невольно подалась в сторону, в тень, где ее никто не видел.
Ветер доносил обрывки фраз до ее ушей, она слышала, как повторили ее имя. «Они говорят обо мне, — подумала Мышка. — А я, выходит, подслушиваю…» Щеки невольно покрылись краской стыда, и Мышка развернулась, стараясь побыстрее исчезнуть, пока не заметили.
— Она просто другое дерево, — донес до нее ветер слова директорши. — И не важно, кем она будет… Только бы осталась этим другим деревом. Только бы не стала как все…
Она быстро сбежала по улице. Кажется, ее не видели… Почему-то ей было ужасно неудобно — ладно бы ей пришлось услышать о себе привычные неодобрительные отзывы… Но кто бы мог подумать, что о ней будут говорить так хорошо? Потом она снова подумала о свободе, ожидающей ее уже совсем скоро, и прибавила шагу, точно с каждым шагом она ее приближала.
Остановилась она только перед домом, в который направлялась. Перевела дух и столь же стремительно взлетела на последний этаж.
Дверь оказалась открытой.
Она вошла и осмотрелась.
В комнате никого не было. Только магнитофон крутился, рассказывая Мышке о том, что «все братья — сестры»…
— Эй, — позвала Мышка.
Никто не отозвался.
Она вздохнула.
— Хоть бы магнитофон выключали, — пожаловалась она. — Нечестно, право… Я пришла, а их никого нет…
— «Ты думал, что если двое молчат, то третий должен быть за», — пел Гребенщиков, и Мышка, которая лишь недавно узнала, что по-русски тоже можно петь, и совсем не про снег, который «кружится и тает», сладко зажмурилась.
— И ладно, — решила она, усаживаясь в кресло. — Это раньше тут никого не было. А теперь есть я…
Она, конечно, предпочла бы, чтобы кто-то тут был еще.
Она даже могла назвать этого «кого-то» по имени, но раз так вышло, она не станет предаваться отчаянию.
Она закрыла глаза. Правду сказать, просидеть в покое ей удалось недолго.
За ее спиной раздался осторожный скрип и голос произнес:
— Руки вверх!
Она хихикнула, но руки подняла.
— Вы арестованы, — сообщил ей Кинг.
— За что, начальник? — спросила Мышка.
— Не знаю, — задумался он. — Сейчас что-нибудь придумаю…
— Вот и думай вначале, — рассмеялась она. — А потом арестовывай себе на здоровье…
— Давай я тебя арестую за измену родине, — предложил он.
— А я ей когда изменила?
— Это как посмотреть. Живешь в странном мире. Павлика Морозова любишь?
— Не-а…
— Вот. Значит, изменила.
— Ладно, я больше не буду. Но Павлика этого я полюбить все равно не могу. Я другого люблю…
— Гражданка Краснова! — закричал Кинг. — Руки уберите!
Она спрятала руки за спину, но потом неожиданно боднула его головой в живот.
— Боже, — простонал он. — Кто ж так обращается с пожилыми мужчинами?
Испугавшись, Мышка опустилась рядом с ним на колени и осторожно погладила его по щеке.
— Бедненький, — прошептала она.
Теперь ее губы находились в опасной близости. За два года он так приучил себя вовремя увертываться, что это далось ему почти без труда.
Она заметила это и вздохнула.
— Интересно, — проговорила она, обращаясь к стене, — этот человек когда-нибудь заметит, что я выросла?
Он отодвинулся и прислонился к стене напротив. Пародируя ее, он точно так же адресовался к молчаливой противоположной стене:
— Интересно, эта девушка когда-нибудь поймет, что ее «выросла» немного не соответствует реальному положению вещей?