– Нет, Артур, – как-то отрешенно проговорил Имс. – Я проснулся, но не здесь. Я проснулся в какой-то комнате, словно бы мы там опыты проводили – лежали с тобой в каких-то чудных шезлонгах, еще там был какой-то аппарат, и у нас в венах были иглы, от которых трубки шли к этому аппарату. Такая своеобразная капельница. И ты… – Имс словно бы на секунду задумался, говорить или нет, но продолжил, – ты орал на меня, что я провалил работу.
Тишина повисла такая, что слышалось шуршание шин редких ночных автомобилей на довольно далеком от дома Имса шоссе.
– Я был в своем обычном виде – там, в галерее? – спросил Артур, наконец.
Какая-то мысль вертелась у него в голове уже на грани формулировки, но он никак не мог ее ухватить.
Имс кивнул.
Артур смотрел на него, на его подвижные черты, на пухлый рот, на ежесекундно меняющееся лицо – даже глаза вместе с выражением каждый раз меняли цвет. Это завораживало. И тут вдруг до ассистента дошло.
Так просто. Немыслимо просто.
– Это значит, что только ты можешь строить образы, Имс. Видимо, это особый… дар, роль, не знаю. Я строю интерьеры, но ты… ты можешь строить образы. И тебе был задан образ Софии, а ты его разрушил, и тогда… тогда… О, я понял, почему все посмотрели на нас, понял… Это мозг самого клиента. Его подсознание. Ты, видимо, отвечал за добычу информации, контактировал с самим объектом в его сне. Уж не знаю, как. И пока ты был в роли Софи, это было для объекта естественным… Ну, то есть, более естественным, чем если бы мы появились в его сне в нашем обычном виде. Подсознание, видимо, как-то отслеживает угрозы. Хотя как именно, я пока не могу себе представить… Господи, и куда мы вляпались, Имс?
– С нами происходит нечто потрясающее, Арти, – улыбнулся Имс. – У меня все в животе дрожит, когда я думаю об этом… Как перед первым сексом. Вернее, как перед первым сексом с парнем. Такое все сладкое и запретное. И немного ненормальное. Но оттого еще более сладкое.
– Да неужели? – поинтересовался Артур, удивляясь, как все же моментально и неуловимо меняются интонации у его шефа. И удивление это тоже было сладким, как темный мед, с оттенком предвкушения.
– Меня возбуждают твои аналитические способности, Артур. Я это давно заметил. Но знаешь… еще больше тебе идет пистолет в руках.
– Это не мое умение, – Артур не смог сдержать досады в голосе, и в груди предательски зажгло. Нехорошо так зажгло. – Все-таки тебе нравится другой Артур. Опасный, авантюрный, такой эксклюзивный… да, Имс? Ты же любишь все редкое, эксклюзивное...
– Я тебе уже ответил, – тяжело сказал Имс. – Это ты выстрелил, ты принял решение. И это теперь, – он кивнул в сторону маленького стеклянного столика, на котором чудовищно непривычно в мирном кухонном интерьере чернел пистолет, – твое оружие. И вообще… пойдем-ка в постель.
***
Где-то внизу бодро шуршали метлами дворники, иногда перебрасываясь словами на своем быстром, смутном, гортанном языке, который казался Артура не языком даже вовсе, а системой сигналов, близкой к звериной. В окно виднелся кусок еще совсем бледного рассветного неба.
Артур лежал и смотрел то в это небо, то в белый потолок над ним, который сейчас казался серо-голубым. Рядом сопел Имс, мокро уткнувшись полуоткрытым ртом Артуру в плечо и обняв тяжелой рукой поперек груди. Спал сладко, обжигал Артура своим телом, оплетался вокруг него бесцеремонно, собственнически, почти придавливал к постели.
Они надеялись, что, если будут засыпать вместе, то и сны им будут сниться общие. Но пока совсем ничего не снилось, когда они именно так спали. Хотя Имс, наверное, решил не выпускать Артура из постели вовсе не по причине снов. Для него это было естественно. Артур же никогда не спал ни с кем в одной постели, разъединяясь с любым любовником сразу же после секса, и теперь – привыкал. Это было странно, и он часто просыпался среди ночи.
И он, конечно, думал о том, было ли там, в другом мире, это так же странно – или же он мучился, когда, наоборот, засыпал без Имса, жаждал его, скучал по постоянной близости? Что-то говорило ему, что скучал. Там, насколько он понял, Имса могли отнять у него в любой момент, и он ценил, берег каждую минуту.
А если бы он остался без Имса здесь? Сломало бы это его, оставило бы дыру в сердце? Насколько Имс успел врасти в него?
И к чему это все приведет – все это странное, пугающее, сюрреалистическое, словно бы поднявшееся из рассказов Брэдбери?
***
В последнее время рабочие дни стали проходить как во сне. Артур чуть не заржал болезненно, заметив невольный каламбур в своих мыслях. Как во сне, да, если бы сны у них были серыми и тусклыми.
Конечно, все оставалось на своих местах – контроль креаторов, фокус-группы, тестирование разработок на разных моделях, планирование, совещания, отчеты, корреспонденция, общение с бухгалтерией, кофе по утрам, кофе по вечерам – Артуру казалось, что у него язык уже обуглился и тоже стал похож на кофейное зерно, улыбки сотрудникам – слегка безумным гикам-креативщикам, лощеным финансистам, замотанным, но вечно улыбающимся секретарям, страдающим англоманией и подражанием Имсу начальникам отделов, эклектичным представителям регионов… Все, что раньше казалось ему важным, да хотя бы осмысленным, теперь утекало, как песок сквозь пальцы, как вода – в слив раковины, слегка бессмысленно крутясь перед тем как кануть в трубу.
Осень, наступавшая на Москву, как наполеоновкое пожарище, была восхитительной, теплой, кричащих гогеновских красно-желтых тонов, и могла бы примирить с чем угодно, если бы ослепительные призраки сонной реальности не перебивали ее своей яркостью. Имс всегда жадно смотрел из окна автомобиля утром, когда они ехали в офис, да и когда возвращались обратно – тоже, разглядывал зажигающиеся розовым и желтым огни на фоне голубых сумерек, любовался, восхищался, и, кажется, совсем не был озабочен тем, что у них сейчас две жизни, и обе – общие на двоих. Его все устраивало. Более чем. Артур же терзался, тревожился, поджидая от вывертов реальности очередных подножек. Хотелось понять, опередить, быть готовым к изменениям, предвидеть их.
Имс был убежден, что так совсем не интересно. Иногда, хмыкнул про себя Артур, он рассуждал ну чисто как Карлсон – такая же логика. Не интересно ему.
О том, по каким законам телекинеза в карманах могли возникать вещи, сформулированные лишь мысленно, Артур старался не думать, иначе по позвоночнику проходила дрожь. Впрочем, дрожь была не страха, а, скорее, какого-то потрясенного предвкушения. И вот это точно была какая-то чужая эмоция. Не вредного еврея и скрупулезного ассистента Артура, а Артура, который за вежливыми масками скрывал сумасшедшую жажду чего-то жаркого, терпкого, опасного, ломающего рамки. Чего-то абсолютно зазеркального, иррационального.
Теперь понятно, почему тот Артур спелся с тем Имсом.
Еще Артуру не давал покоя глок. Вернее, не тот конкретный незаконный глок, лежавший в ящике тумбочки в квартире Имса, а все, что Артуру вспомнилось вдруг об оружии. А вспомнилось ему так много и в таких подробностях, что позавидовал бы, наверное, и великий террорист Карлос. Артур аж вспотел, причем холодным потом, когда в его мозг вломилась вся эта невесть откуда взявшаяся информация. Он вспомнил десятки видов оружия в самых разнообразных модификациях и комплектациях, до мельчайших деталей. Он помнил – а его руки подтверждали это услужливо подкинутой памятью ощущений – как разбирать и чистить пистолеты и винтовки, как стрелять из разных позиций, как склоняться к прицелу, как это вообще – чувствовать металл, запах оружия. А ведь он никогда не имел дела с огнестрельным оружием. Даже в армии не был. Все его знакомство с миром оружия ограничивалось знакомством с владельцем одного весьма известного крупного стрелкового клуба. С Генкой они раньше учились на одном курсе, сидели на семинарах рядом, готовились к экзаменам тоже вместе, благодаря чему Геннадий, собственно, и закончил университет. Кстати, осенило Артура, а ведь именно сейчас Гена мог бы пригодиться.