Словом, кардинал да Серда, учитывая обстоятельства, послужившие причиной этой встречи, ожидал увидеть воина, рыцаря.
Сейчас же перед ним оказалась фигура, в иной ситуации вовсе не вызвавшая бы у кардинала ни капли интереса. В кабинет ступил высокий, заметно худой монах в простой черной грубой рясе, подвязанной обычной веревкой. Капюшон был низко опущен, не давая рассмотреть лица.
– Отец Фаготтиста, – приветствовал его кардинал, спохватившись и не зная, стоит ли протягивать для поцелуя руку с перстнем.
– Монсеньер, – глухо сказал монах, этим и ограничив свое приветствие старшего по сану. – Его Святейшество поручил мне выразить вам его благодарность за вашу непримиримую борьбу с врагами Святого Престола и сим передает вам свое благословение…
– Вся моя жизнь направлена на процветание Святой Церкви, и нет мне награды лучше, чем мое служение, – ответил кардинал, склонив голову.
Отец Фаготтиста кивнул.
– Не желаете ли вина? – предложил кардинал папскому легату, не столько желая проявить гостеприимство, сколько – рассмотреть, кто же скрывается под капюшоном.
Простой вид посланца вдруг неожиданно успокоил кардинала, вернув ему уверенность в себе.
– Я предпочел бы приступить к делу, – ответил легат. – Не стоит медлить.
Тогда кардинал кивнул и жестом предложил гостю следовать за ним. Действительно, чем скорее он избавится от проблемы, а вместе с ней и от неприятного гостя, тем будет лучше.
***
Кардинал вел легата по знакомым наизусть коридорам своей резиденции, и тут снова к нему подкрался липкий страх. Кардиналу внезапно показалось, что в ночной тиши он слышит призрачный шепот, что портреты, которыми были увешаны стены, следят за их маленькой процессией и, проводив их глазами, перемигиваются и гримасничают у них за спиной.
Кроме того, в этот же момент до кардинала дошло, что отчетливо он слышит только шарканье ног брата Сильвио, а вот легат, шествовавший прямо за его спиной, идет так тихо, что кардинал не мог разобрать ни звука. Странное дело было и с запахами – до кардинала все так же доносился неприятный душок секретаря, а легат словно и не провел три дня в дороге. Кардинал почувствовал, как все волоски на его теле встают дыбом. Он совсем уж было решил повернуться, хотя бы для того только, чтобы справиться с собой, доказать себе, что не трусит, но что-то внутри него вдруг сжалось от такого невыразимого ужаса, что кардинал махнул рукой на свою гордость, мечтая лишь поскорее добраться до места и избавиться от всего этого, забыть как страшный сон и эти последние, ненормально жаркие дни, и тягостный визит.
Они миновали переход, связывающий резиденцию архиепископа с собором, и по узкой винтовой лестнице стали спускаться в подземелье. Под подошвами сандалий гадко скрипел песок. Еще в начале спуска кардинал взял в руку один из приготовленных факелов, а брат Сильвио – другой, и от мятущихся теней фигура папского легата, закутанного в свою черную рясу, казалась размытым сгустком колеблющейся тьмы.
Перед кельей, с четками в руках, стояли два францисканца.
При виде кардинала один из них снял с пояса связку ключей, и, не промолвив ни слова, отпер дверь. Ключи слабо звякнули в полной тишине.
Кардинал вошел в келью, посторонился, пропуская легата, и сказал:
– Вот он.
Демон, сжавшись в комок, лежал прямо посередине каменного пола. Ноги и руки его были опутаны пропитанными в святой воде веревками, под обрывками некогда дорогого камзола виднелась бледная белая кожа. На звук скрипнувших петель демон поднял черноволосую голову, и из под спутанных, засыпанных песком волос, сверкнули ярко-голубые глаза, измученные, злые и непокорные.
Кардинал, несмотря на сухую пыльную жару кельи, почувствовал, как заледенели пальцы и спина покрылась противной холодной влагой.
Легат, обозрев представшую перед ним картину, повернулся и властным жестом выставил вон и монаха-францисканца, и брата Сильвио. Дверь немедленно закрылась со стороны коридора. Они остались втроем.
– Как вам удалось? – спросил отец Фаготтиста у кардинала, выпрастывая руки из широких рукавов рясы. Перед кардиналом мелькнули длинные пальцы, подходящие скорее музыканту, чем священнику.
– Один из дворян случайно увидел, как демон обернулся котом, – сказал кардинал, с ужасом прислушиваясь к дребезжанию собственного голоса. – Монахи подкараулили его со святой водой, с веревками и с распятиями.
Простота, с которой им удалось выследить и изловить демона, до сих пор изумляла самого кардинала несказанно. Хуже всего было то, что никто не знал, что делать дальше – в архиепископате Севильи не было ни одного священника, способного справиться с пойманным бесом. Инквизиторы юлили и изобретали предлоги отказаться – конечно, с яростью думал кардинал, это не еретиков на кострах жечь! В Рим умчался гонец с письмом, и с тех самых пор, как гонец вскочил на лошадь, а в подземелье грохнули, закрываясь, замки, кардинал потерял покой.
Папский легат тем временем снял с головы свой капюшон, и да Серда тут же пожалел о своем любопытстве. Чувствуя, как слабеют колени, кардинал решил, что лучше бы уж отец Фаготтиста оставался в том виде, в котором явился.
Кардинал увидел перед собой скуластое, суровое, изможденное лицо аскета. Волосы Фаготтисты были коротко острижены, белы как луна, а когда он взглянул на кардинала в упор, тот и вовсе застыл, чуть ли не парализованный увиденным: папский легат был бледен до невозможности, так, что даже желто-багровый огонь факелов не мог добавить красок его чертам, и из-под белесых бровей на кардинала смотрели кошмарные, ярко-красные глаза.
Отец Фаготтиста оказался альбиносом.
Кардинал малодушно подумал, что пойманный демон выглядел гораздо более по-человечески.
– Значит, донос, – констатировал Фаготтиста. – Ну, ничего нового.
– Что? – спросил оглушенный кардинал и тут же спохватился, – Да-да, донос.
– Понятно, – сказал Фаготтиста и уже не обращал больше на кардинала внимания, полностью занявшись демоном.
Он приблизился, ткнул того ногой. Демон приоткрыл глаза шире, издав едва слышное, придушенное шипение.
– Попался, – сказал Фаготтиста, усмехнувшись.
Усмешка эта напугала кардинала еще больше, а вдобавок показалось ему, что в голосе Фаготтисты мелькнуло какое-то странное, абсолютно невозможное сочувствие.
Демон слабо шевельнулся, разворачиваясь, и перевернулся на спину. В тех местах, где его запястья и лодыжки охватывали веревочные петли, кожа была сожжена до язв и кровавых ошметков.
Тут Фаготтиста, нимало не смущаясь, поднял подол рясы, обнажив до бедра неожиданно мускулистую ногу. Выше его колена кардинал увидел металлический обруч, блестящий, с шипами, прикрученный к ноге тонкой цепью. Зрелище было жуткое и притягательное одновременно, да Серда смотрел во все глаза, ему и в голову не пришло отвернуться.
Фаготтиста, не обращая внимания ни на кардинала, ни на лежащего демона, принялся разматывать цепь, шипя сквозь зубы, когда задевал рукой за шипы на обруче. Демон заерзал, засучил ногами, лицо его исказилось.
Когда его поймали, он только насмехался над охотниками, да ругался сквозь зубы, поливая монахов шквалом отборных и изобретательных оскорблений. Потом явно ослабел, от часа к часу теряя все больше сил, но оставался непокорен и никакого смирения не проявлял. Теперь же, при виде Фаготтисты, вдруг обмяк, начал жалко всхлипывать и дрожать.
Кардинал, забившись в угол кельи, мечтал, чтобы все поскорее закончилось.
Фаготтиста наконец размотал цепь, снял с ноги обруч, опустил подол рясы, скрыв ногу со с кровавыми потеками, и, приблизившись снова к демону, опустился на одно колено. Тот затрясся.
– Ну вот и все, – нежно сказал Фаготтиста, защелкивая обруч вокруг шеи демона. – Вот и все.