– Артур, – услышал он голос Имса, и пелена перед глазами рассеялась.
– Как же сильно, видать, ты меня любил, Нэш, – проговорил он. – Как же сильно! Так сильно, что не смог бы и с врагом сотворить то, что сделал со мной.
– В том и смысл, – тихо сказал Нэш.
Артур усмехнулся. В чем-то он даже понимал его.
Сам толком не соображая, что делает, он встал, мягко подошел к Нэшу, присел перед ним на корточки и почти нежно провел ладонью по его щеке, погладил линию челюсти. И почти с удовольствием почувствовал дрожь под своими пальцами.
Не хочешь попросить у меня прощения, Нэш? – ласково спросил он. – Я прощу тебя, обещаю. Тебя ведь так долго это мучило? Я тебя отпущу, поверь. Но у всего есть своя цена. Кому это знать, как не тебе, правда? Где бумаги?
Спрашивая, он не отрывал глаз от лица Нэша и не прекращал поглаживать его подбородок большим пальцем.
У Имса горели глаза, но он боялся пошевелиться.
И вдруг из Нэша словно воздух выпустили.
– Они там, – сказал он.
– Где? – переспросил Артур, оборачиваясь, и все понял.
***
Они очутились в аргентинской квартире старика, где почему-то был поздний вечер, и только лампа одиноко горела на столе, бросая отсветы на раскрытый альбом в толстом кожаном переплете.
Нэш с Имсом сидели поодаль на диване, а Артур так же, в ногах Нэша, – диспозиция не изменилась, только обстановка.
– Здесь? – удивился Артур, подходя к столу и беря в руки альбом.
Там были фотографии – фотографии их компании в Нью-Йорке: и Имс, и Тесла, и лимузин редкой породы, и веселые случайные знакомые, и просто виды Нью-Йорка, черно-белые и в сепии, как ему снилось, – Бруклинский мост, Центральный вокзал, старые булочные, станции метро, купание девушек в купальниках, больше похожих на паруса, большие корабли в порту… Но больше всего здесь было фотографий самого Артура – самых разных: в лаборатории, на улице, в баре, у него на квартире. Артур смеющийся, игривый, грустный, усталый, задумчивый… Фотографии были большими, приклеенными на страницы альбома из толстой коричневой бумаги. И Артур догадался. Подцепил одну за угол, оторвал – между карточкой и страницей были вложены совсем тоненькие листы чертежей. Калька.
– Какой ты, однако, затейник, Нэш, – сказал Имс.
Артур отдирал фотографии одна за другой – и не только для того, чтобы достать документы, а чтобы уничтожить все эти свидетельства огромной, несчастной, чудовищной влюбленности.
– Их только пять, – прошелестел Нэш. – Только пять уцелело из тех, что мне удалось найти. Но они важные, очень важные.
Артур сложил все бумаги пачкой и засунул во внутренний карман пиджака. Вот что изменилось – здесь он был в пиджаке, который на вокзале лежал на скамейке.
– Теперь ты простил меня? – спросил Нэш.
Артур медленно закрыл альбом, пододвинул его к середине стола, привычным жестом опустил руку за спину, ближе к левому бедру, за пояс брюк.
– Простил, – выдохнул он.
И поднял глок.
Звук выстрела был таким оглушающим, что, казалось, разломил голову, и тут же все провалилось куда-то, завертелось, и Артур не успел увидеть, застрелил он Нэша или нет, их выбросило резко в какой-то туннель, где неслись поезда и разливался страшный белый свет.
***
Очнулись они на кровати, и тут же обоих стошнило. Потолок вертелся над головой, как бешеная карусель.
– Ты переборщил с сомнацином, – прохрипел Артур между выворачивающими наизнанку спазмами.
– О, заткнись, – бессильно отозвался Имс – ему было не лучше.
Наконец, бледные, покрытые холодным потом, почти не в состоянии двигаться, они снова улеглись на кровать. Потолок уже не кружился, а только изредка покачивался.
– Ты убил его, – удивленно сказал Имс. – Я-то был уверен, что это я его… Но ты, ты убил.
– Я не знаю, убил ли… Не успел увидеть.
– Артур. Ты стрелял из глока в упор в лицо с расстояния двух метров. Был ли шанс промахнуться?
Артур промолчал.
– Но я же убил его во сне… Помнишь? И мы, по логике, должны были очнуться в Мендосе, а не проскочить уровень… Что-то пошло не так…
– Все так, – сказал Имс несколько долгих минут спустя. – Посмотри-ка туда.
На полу возле кровати валялся серый старомодный пиджак.
– Не может быть, – потрясенно прошептал Артур.
– А я не поленюсь и проверю.
Имс со стоном слез с кровати, присел на корточки и засунул руку во внутренний карман пиджака.
– Представь себе, darling. Они действительно там. Чертежи Теслы.
– Боже мой… – вырвалось у Артура.
Имс повалился обратно на кровать.
– И что мы будем делать? – спросил Артур. – Будешь звонить Юсуфу и Коббу? Станем извлекателями?
– Наверное, – лениво ответил Имс.
– И бумаги эти сразу Коббу передашь? Если это версия будущего, к нему же все равно ФБР обратится с этим заданием…
– Ну, дорогуша, это именно что версия! Поэтому, пока не приперло, бумаги пусть пока полежат у нас. Это хороший козырь в любой игре, и за красивые глаза я его Коббу дарить не собираюсь.
– А что с Нэшем?
– Я думаю, ты умудрился убить его сразу в обеих реальностях. Не знаю, почему, но я в этом уверен.
– Придется проверить…
– Придется. Но пока я хочу спать. Просто – спать. Иди сюда.
Эпилог
В серьезных романах и дурных сериалах герой, справившись с невзгодами, как правило, «начинает жизнь с нового листа». То есть, по сути, выбрасывает предыдущую жизнь на помойку, притворяясь перед самим собой, что прошлое кануло в Лету.
Имс же отнюдь не собирался делать вид, что ничего не было. Все еще слишком отчетливо перед глазами стояли едва зазеленевшие леса Тюрингии весны сорок пятого года, все еще жуткой болью кололо сердце, стоило только подумать обо всех тех годах, которые он провел в глухом одиночестве, истерзанный бесплодной надеждой.
Сейчас Имс все еще лежал в кровати, нежась, а Артур сидел в кресле, только в домашних штанах, подсунув под себя одну ногу. Его ноутбук волшебным образом балансировал на выставленном вверх колене, Артур был полностью поглощен чем-то на дисплее, хмурился и жевал нижнюю губу.
Имс гадал, переживает ли Артур случившееся, и насколько сильно: ту ужасную встречу на вокзале, наконец-то вскрывшуюся подоплеку всего – такую примитивно простую и простотой этой еще более страшную... И выстрел.
Имсу хотелось спросить Артура, как он... – после? Но Имс не решался. Он слишком боялся выдать собственную радость – слишком темную, слишком горячую и слишком торжествующую, слишком – для его воспитания в христианской традиции и всех этих постулатов о всепрощении в духе «подставь вторую щеку».
Если честно, плевать Имс хотел на все. Если бы не Артур, реакции которого Имс не мог предположить, он бы отметил смерть старика шампанским, и никаких угрызений совести. Он расправился наконец с врагом, сломавшим ему когда-то жизнь, он сумел вернуть себе смысл этой жизни и не сожалел ни о чем. Напротив, он был совершенно счастлив. И очень, очень благодарен тому, кто дал ему такую возможность. Тому, кто подарил им этот немыслимый шанс.
Занавес упал, гром оваций, артисты вышли на поклон.
Этим утром Имс чувствовал себя так, как, наверное, чувствует себя актер на первой репетиции нового спектакля – возбужденным. Предвкушение разогретым пряным медом ходило по венам, собиралось горячей огромной каплей где-то у солнечного сплетения, ретивыми пузырьками вилось вокруг позвоночника. Еще толком не проснувшись, не открыв глаз, Имс уже знал, что что-то грядет. Он всей кожей ощущал, что вот сейчас, надежно закрыв дверь в прошлое, они оказались на перекрестке.
И выбор дороги теперь – только за ними.
***
Имс отправился в душ, вернулся, отрицательно качнул головой в ответ на вопросительный взгляд Артура, вышел на балкон, подышал влажным воздухом осеннего утра и тут только заметил суету во дворе.